Мой грешный пират

Шерон Рона

– Белая спальня для белой принцессы. – Он скользнул взглядом по постели. – Через два дня ты меня покидаешь. Осталось всего две ночи.

Она кивнула, не в силах говорить. Как может она оставить его, если любит?

– Ты не должна уезжать.

Он сунул руку в карман, извлек пурпур, положил его на ладонь и протянул Аланис.

– Мои аметисты.

Аланис ошеломленно смотрела на него. Глаза ее наполнились слезами. Ей хотелось сказать ему, чтобы оставил себе ее камни, платье, все, что напоминало бы ему о ней.

– В мои

намерения не входило присваивать твои аметисты, Аланис. Просто я не хотел, чтобы их у тебя украли. Они всегда были твоими. И… все, что принадлежит тебе, тоже. Я пришлю твои личные вещи утром.

– Мои личные вещи?

– Рокка привез на Тортугу твои сундуки, – пояснил Эрос. – Их собрала твоя служанка.

– У тебя здесь все мои личные вещи? Почему же ты молчал? К тому же Лукас мог…

– Силверлейк – никто для тебя. Знакомый, – перебил Эрос.

– Отправка моих вещей домой не помешала бы его браку с твоей сестрой, Эрос. И тебя я в последнюю очередь назвала бы своим наперсником.

Эрос сверкнул глазами.

– Отдав себя в мои руки, ты печешься о платьях?

– Платья меня не волнуют. Меня волнуют твои мотивы. Скажи мне правду.

– Правду. Я хотел, чтобы ты чувствовала себя свободной и отправилась туда, куда пожелаешь. Если помнишь, ты считала меня пиратом.

– И до сих пор считаю.

– Но я не промышляю пиратством с тех пор, как расстался с Таофиком. А женщин вообще никогда не грабил. Таофик, к твоему сведению, знал, что я вовлечен в войну, и всегда посылал меня брать военные корабли. Я был его военным псом, если угодно, и шел туда, куда другие идти отказывались.

Боль в его глазах наполнила Аланис состраданием.

– Как же ты сколотил свое состояние?

– Обычным способом. Испания и Франция, как тебе известно, враждовали между собой, и, поскольку с каждой из стран у меня имелись свои счеты, я продавал им захваченное у другой стороны оружие. Мне это казалось забавным, но восемь лет назад надоело.

– И ты расстался с Таофиком?

– Он тоже мне надоел.

– Тебе было шестнадцать, когда ты прибыл в Алжир. Какие счеты могут быть у парня к таким могущественным державам, как Франция и Испания?

– Личные счеты.

У Аланис по спине поползли мурашки. У саркофага меньше тайн, чем у этого человека, в шестнадцать лет получившего военное и архитектурное образование, имевшего личные счеты с великими империями и развешанные по углам гербы миланского княжества.

– На принцессе, которую я встретил в Версале, были пурпурные камни под стать ее красоте. Вы позволите?

Аланис повернулась к нему спиной и убрала с шеи длинные пряди.

Прохладное ожерелье легло ей на грудь. Закрыв глаза, она ждала, пока он соединит вместе концы ожерелья, наслаждаясь его прикосновениями. Аметисты показались ей чужими. Грушевидные бриллианты и аметисты принадлежали другой женщине, из другого мира, никогда не посещавшей Алжир, не купавшейся в водоеме в пустыне,

чье сердце было свободным. Да и не женщина она отныне. Аланис улыбнулась. Она nimfa.

Он коснулся губами ее шеи.

– Я… я слукавил, – признался Эрос. – Я взял твои сундуки, потому что хотел, чтобы ты поехала со мной.

Аланис резко обернулась.

– Дай мне свое запястье.

Когда он застегивал браслет, Аланис вдруг представила себе, что стоит перед ним обнаженная, в одних драгоценностях.

Замочек щелкнул, и Эрос протянул ей такие же серьги.

– Я был не прав. Этой принцессе не нужны драгоценные камни, чтобы подчеркнуть красоту. Она и так сияет в солнечных лучах.

– Добрый вечер! – воскликнул Саллах, когда Эрос усадил Аланис на диван, огибавший обеденный стол. В шатре мерцали свечи. С моря дул легкий ветерок.

– Это вино с юго-восточных границ Анконы. – Эрос откупорил зеленую бутылку и наполнил бокалы гостей. – Ему сто пятьдесят лет, оно содержит один секретный ингредиент.

– И что это за ингредиент?

– Его может определить человек с хорошо развитым вкусом.

Аланис улыбнулась и, отпив красного эликсира, посмаковала его и сказала:

– Малина!

– Ты угадала.

Саллах и Назрин обменялись взглядам и, желая напомнить о своем присутствии, Саллах кашлянул.

– Предлагаю тост за моего любимого повара Антонио!

Все рассмеялись, а Назрин вздохнула.

Принесли обед. Главным блюдом было mechoui: поджаренный на медленном огне ягненок, с традиционным кускусом, истинным шедевром кулинарного искусства Антонио, – пикантным овощным супом на ложе из манных хлопьев. Пока Аланис донесла вилку до рта, на вилке ничего не осталось. Эрос пальцами скатал из крупы шарик и собирался сунуть его в рот, когда поймал ее взгляд и, улыбнувшись, придвинулся к ней.

– Открой рот.

Украдкой она взглянула на своих соседей. К огорчению Назрин, Саллах с жадностью уничтожал кебабы.

– На нас будут смотреть, – предупредила она.

– Открой ротик, любимая, – попросил Эрос.

Аланис зажмурилась. Оставшиеся две ночи вдруг показались ей огромным сроком. И худшим злом будет не его приход к ней, а ее – к нему, ее вторжение в его постель.

– Будь осторожна, дорогая, – шепнула ей Назрин. – Я видела, как они приходили и как уходили. Не следуй печальной дорогой тех, кто выбирал бесчестье. Он должен первым сдаться.

Аланис смутилась.

– Что же мне тогда делать?

– Ничего. Мужчины – прирожденные охотники. Когда преследование становится легким, они теряют интерес. Но важно правильно оценить удаль твоего охотника. Маленькая рыбка охотится на губку. Твой – полнокровный хищник. Пусть сполна проявит свое искусство охотника.

Аланис посмотрела на Эроса. Это был не просто хищник, но великолепный голубоглазый представитель своего класса. И ей совсем не хотелось испытать злополучную судьбу губки.