Мой учитель Филби. История противостояния британских и отечественных спецслужб, рассказанная с юмором и драматизмом
Шрифт:
На внешнеполитической арене Тэтчер полностью поддерживает курс Рейгана, идейно близкого ей. В этот период американский президент и английский премьер-министр – теснейшие союзники. При этом Тэтчер добровольно приняла на себя подчиненную роль. Не просто же так ее частенько называли пуделем Рейгана.
В 1982 году правительство Тэтчер решается на последнюю самостоятельную колониальную войну. В ответ на захват Аргентиной Фолклендских (Мальвинских) островов, принадлежащих Британии с 1833 года, англичане успешно проводят крупномасштабную военно-морскую операцию по возврату своей КОЛОНИИ.
В
В декабре 1984 года в Англию приезжает «советский крон-принц» – второй секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев. Этот молодой представитель Политбюро настолько понравился Тэтчер, что она заявила о готовности с ним работать. Между Тэтчер и Горбачевым установились тесные рабочие контакты, сложились дружеские отношения, в дальнейшем позволившие ей в немалой степени влиять на перестроечный курс нового советского руководства.
Незадолго до этого исторического визига происходит окончательное предательство одного из руководителей лондонской резидентуры КГБ Олега Гордиевского, завербованного английскими спецслужбами еще в 1974 году, в Дании. Начиная с его приезда в Англию в 1982 году фактически вся работа советской агентуры в Лондоне находится под колпаком у английской контрразведки МИ-5. После беспрецедентного побега Гордиевского из СССР в 1985 году англичане высылают из страны тридцать одного представителя КГБ и военной разведки ГРУ.
Англичане неизменно представляют Гордиевского как самый крупный успех своей разведки со времен Олега Пеньковского, то есть с начала шестидесятых. Ему приписывается чуть ли не спасение мира, балансировавшего в первой половине восьмидесятых на грани ядерной войны.
Вот на этом фоне и происходят перипетии из жизни молодого советского журналиста-разведчика Максима Баженова, описанные ниже.
Мой путь на Британские острова
Моя старшая дочь, прожившая в Лондоне с шести до одиннадцати лет, узнала об истинной профессии отца вскоре после нашего возвращения из английской командировки из удостоверения подполковника КГБ, случайно высунувшегося из кармана пиджака. Мы с женой долго успокаивали девочку-подростка, что-то неловко объясняли ей.
«Так ты, папа, значит, воевал против Джеймса Бонда?» – вопрошал шокированный ребенок.
Ответить на этот вопрос было труднее всего.
Когда ее сыну и моему внуку Саше тоже исполнилось одиннадцать лет, дочка настояла на том, чтобы я рассказал ему, чем занимался в Англии.
Мальчишка сидел в машине, пробивавшейся через московские пробки, долго молчал, видимо, переваривал неожиданную информацию, и наконец вымолвил:
– Да, жалко, дедушка, что ты сейчас уже не на секретной службе.
– Почему, Саша?
– У тебя наверняка была бы мигалка, и мы бы враз выехали из пробки.
Через несколько месяцев звонит дочь и сообщает, что Саша успешно прошел вступительное собеседование в одной из самых престижных частных школ, зачитывает письмо оттуда с положительным отзывом. На собеседовании внук рассказал,
Потом высокие договаривающиеся стороны перешли к обсуждению литературы, прочитанной малолетним абитуриентом, и затронули «1984» Джорджа Оруэлла. Тут особое впечатление на преподавателей произвела мини-презентация, экспромтом придуманная юным Александром, на тему о том, как эффективно заниматься… шпионажем. При этом у мальчика хватило соображения про деда в данном контексте не упоминать.
Вот так. А ведь поначалу матери казалось, что Алекс ничего из откровенной беседы с дедом не понял.
Моя шпионская эпопея началась на филфаке университета. Кураторы из КГБ просто не могли не обратить внимания на комсомольского активиста, отличника, идущего на красный диплом, без каких-либо морально-психологических и физических изъянов, к тому же женатого и кандидата в члены КПСС.
К слову сказать, улов у них в том году был знатный. Вместе со мной в разведку были завербованы студенты, в том числе с моего факультета, ставшие впоследствии известными государственными деятелями современной России.
Валерий Николаевич, мой непосредственный куратор, обаятельный и на редкость располагающий к себе мужчина лет пятидесяти, долго вел со мной ознакомительные, прощупывающие беседы, исследовал мотивы, просил письменно охарактеризовать некоторых однокашников.
В один прекрасный момент он спросил:
– Ну, вот вы вроде готовы служить Родине в разведке. А что, если Родина пошлет вас служить в другом подразделении органов, скажем, на Курильских островах? Только не отвечайте сразу, посоветуйтесь с женой.
Я, молодой идеалист-романтик, посоветовался и через несколько дней браво доложил Валерию Николаевичу, что так точно, готов служить хоть на Курилах. Уж больно хотелось мне стать Штирлицем, фильм о котором недавно вышел на экран и покорил весь советский народ, в том числе, конечно же, и меня.
Если бы не добряк Валерий Николаевич, не видать мне разведки как своих ушей. Он спас меня дважды.
Во-первых, при проверке выяснилось, что моя теша во время войны состояла в браке с одним из руководителей пожарной охраны города. Следовательно, он являлся сотрудником НКВД, так как пожарные в ту пору относились к милиции, входившей в наркомат внутренних дел. Латыш по национальности, Петерис Эглитис прожил с молодой женой всего месяц, после чего был заброшен в фашистский тыл с ответственным заданием и приказом живым в плен не сдаваться. Но он получил тяжелое ранение, все-таки попал в плен, бежал и по возвращении к своим осужден на длительный срок как предатель.
Моя супруга никакого отношения к Петерису, затерявшемуся в сталинских лагерях, не имела, не считая его фамилии. Тем не менее по канонам КГБ брежневской эпохи этого было достаточно для того, чтобы поставить жирную точку на моих перспективах быть допущенным к работе в органах, а тем паче в разведке.
Однако Валерий Николаевич не поленился разыскать в Риге престарелого Петериса, давным-давно реабилитированного за несостоятельностью осуждения. Он доказал руководству, что дело это выеденного яйца не стоит.