Мой желанный враг
Шрифт:
– Давай отойдём, пожалуйста. – Просит он, наконец, отважившись коснуться её плеча.
И женщина смотрит на его руку, как на ядовитую змею.
– Я не могу до тебя дозвониться. – Упрекает она.
– Я знаю. – Отвечает он, пытаясь развернуть её так, чтобы она перестала смотреть на внука. – Я поставил блокировку на твой номер.
– Но почему?..
– Не спрашивай, ты и так знаешь.
– Но я… но мы… - она всплескивает руками. – Посмотри, как ты живёшь! У тебя всё есть! У тебя жена, ребёнок, которых ты скрываешь от нас! Мы ведь… мы твои родители!
Загорский
– Всё, что я вам должен был, как родителям, я вам уже вернул.
– Но тех денег было недостаточно! – Женщина буквально вцепляется пальцами в лацкан его дорогого пиджака. – Посмотри, как ты живёшь, у тебя же всё есть! Тебе жалко для матери?!
– Мне жалко для него! – Грубо говорит он и срывает с себя её руки.
Женщина отшатывается назад, смотрит на него с разочарованием.
– Он – твой отец. – Скрипит она, точно старый табурет. Снова тянет к нему руки. – Ты же знаешь, он болен. Он может умереть… - По её щекам скатываются слёзы. – Он сам не придёт и никогда не попросит.
– Я перечислил полмиллиона ему на лекарства, мам. Полмиллиона! – Рычит Загорский, хватая её за запястья. – Куда ушли эти деньги? Скажи мне! Скажи!
– Маркуша, ты же его знаешь… - Пищит она, кривя лицо.
– Знаю. Поэтому и проверил всё до копейки. – На его лице отображается нечеловеческая боль. – Он два месяца пропивал деньги, которые я перевёл ему на лечение, мама! Пока он ссался под себя, ты была нужна ему. Зачем? Чтобы попрошайничать у меня. Как только ему стало легче, он снова вернулся к своей прежней жизни. Бухло и шлюхи, бухло и шлюхи, мама. А ещё тумаки, которые он щедро раздаёт тебе в благодарность за твою верность, да? – Загорский рывком притягивает мать к себе и склоняется над её лицом. – Что это? А? Что это на твоём лице? За что он тебе опять вмазал? За твою покорность, за холодный ужин, а, может, просто за то, что ты дышишь, а?!
– Прекрати… - корчится она.
– Я тебе сто раз говорил! – Продолжает Марк, краснея от злости. – Я умолял тебя уйти от него, но ты продолжала бегать за ним, подтирать ему задницу, подставлять другую щёку после каждого удара! – Он переходит на шёпот. – Тебе было плевать на всех. На своего сына плевать. Потому, что этот старый козёл для тебя единственный свет в окне. – Марк качает головой. – Он будет убивать тебя, а ты будешь улыбаться и говорить, какой он хороший, мама. Ты святая великомученица? Да? А я вот нет. – Он отпускает её руки. – И денег больше никаких не дам. Пусть сдохнет, он заслужил. Может, ты хоть выдохнешь и заживёшь, наконец, спокойно!
Женщина молчит секунду, а затем с размаху влепляет ему пощёчину.
– Не зря он считает тебя ничтожеством! – Цедит она, оглядывая его с ненавистью. – Ты как сыр в масле катаешься, тебе что, денег жалко для отца, который столько всего для тебя сделал?!
Загорский усмехается и медленно качает головой.
– Мне тебя жалко, - и, подумав, добавляет: - Мама.
– Ты бессовестный, - плачет она.
Я
– А отцу спасибо скажи. – Говорит Марк, делая шаг в сторону. – Он действительно много сделал для меня. Научил выживать.
Он отходит от неё, и она бросается за ним:
– Марк! Маркуша, сынок! – Но между ними встаёт охранник. – Ах, ты, подонок! – Визжит она, потрясая кулаком.
– Неблагодарный щенок!
– Идёмте. – Загорский берёт коляску и уводит нас дальше по аллее.
Крики и брань продолжают раздаваться в спину.
– Простите за эту сцену. – Тихо произносит чудовище.
– Ничего страшного. – Выдыхаю я.
Мы идём по парку, и я не могу думать ни о чём другом, кроме судьбы Загорского. Чудовищами не рождаются, ими нас делает жизнь. И мне впервые становится его жаль.
После прогулки я усыпляю Ярослава. Останавливаюсь у окна в детской и смотрю, как во двор въезжает тонированная иномарка Ирины. Охранники пропускают её, и машина следует прямо в гараж. Я перекладываю ребёнка в кроватку и долго обдумываю: что будет, если спуститься в гараж, сесть в её машину и выехать? Пожалуй, никто и не заметит, что за рулём другой человек. Нас с сыном выпустят, и мы помчимся навстречу свободе.
Что если…
– Ты кормила сегодня малого? – Отвлекает меня от мыслей шёпот Анны.
– Да. – Киваю я.
– Я составляю список покупок, - хмурится женщина, - мне показалось, что он хуже стал кушать, смесь будто совсем не убыла.
– Да, возможно, у него хуже стал аппетит, - я пожимаю плечами, - может, из-за смены няни? Думаю, это нормально, и скоро всё наладится.
– Ага. – Кивает она и делает пометки в блокноте.
Через час Ирина и Марк на разных машинах покидают усадьбу. Наш день продолжается: мы играем, гуляем, кушаем – при всех на кухне и втихаря в моей бывшей спальне. А когда день подходит к концу, я укладываю Ярика спать, кладу радио-няню в карман, накидываю кофту и выхожу во двор.
Прохладный воздух приятно холодит щёки. Я иду в сад, Граф бежит за мной. Мы прогуливаемся под яблонями, затем возвращаемся к веранде. Я сажусь на верхнюю ступеньку, пёс садится рядом. Кладу на него голову, и мы вместе смотрим на тёмное небо.
Несколько дней без сигарет, а мне совсем не хочется курить – удивительно.
– Вы, наверное, замёрзли. – Голос Загорского заставляет меня вздрогнуть.
– Ой, - оборачиваюсь я, - не заметила, как вы вернулись.
– Ещё час назад. – Говорит мужчина, накидывая на мои плечи свой пиджак.
Пёс начинает кружить вокруг него волчком, а я понимаю, что тону в тепле ткани и в терпком запахе Марка, пропитавшем пиджак насквозь.
– Ярослав… - начинаю я.
У меня кружится голова.
– Я к нему заходил. – Обрывает меня Загорский. Он садится рядом и упирает локти в колени. – Спит.
– Да. – Отвожу взгляд.
– Ещё раз простите, что испортил вам сегодня прогулку.
– Вы не испортили. – Произношу я, понимая, что моё тело каждой клеточкой тянется сейчас к нему. – Мне жаль её. Вашу маму.