Мужчины свои и чужие
Шрифт:
– А вы чем занимаетесь? – спросила она, садясь на место Феликса, который отправился в туалет.
– У меня агентство по продаже недвижимости, – не моргнув глазом, соврала Ханна.
Такое известие расстроило Кэрол. Очевидно, она рассчитывала, что Ханна обыкновенная потаскушка. Ханна мысленно улыбнулась.
– И как же вы познакомились с Феликсом? – не сдавалась Кэрол.
Но Ханна смогла постоять за себя.
– Кэрол устроила мне допрос с пристрастием, – сообщила она Феликсу, когда тот вернулся.
– Что ей хотелось знать?
– Все! Начиная с того, чем я зарабатываю на жизнь, и кончая Номером моей карточки социального
– И что ты ей сказала? – спросил он лениво, но глаза внезапно потемнели.
Ханна усмехнулась:
– Что у меня агентство по продаже недвижимости, и мы познакомились, когда я показывала тебе наш самый дорогой дом с видом на море.
Феликс удовлетворенно улыбнулся.
– Молодец, девочка, – сказал он. – В нашем бизнесе крут все. Чем больше ты, по их мнению, имеешь, тем больше они тебя хотят. Ты на всех произвела впечатление. Мы с тобой – хорошая команда, – сказал он и поцеловал ее в губы.
13
В понедельник у Феликса был выходной, и он уговорил Ханну сделать то, чего она никогда в жизни не делала: позвонить на работу и сказаться больной.
– Мы можем весь день провести в постели, – сказал он, покусывая ей ухо. – Всего-то один день, тем более что в следующие выходные я буду занят.
Ханна виновато позвонила Джиллиан, соврала, что простудилась, и снова залезла под одеяло к Феликсу.
Во вторник она явилась в контору, переполненная любовью и уставшая от акробатических этюдов в постели. Она опоздала на полчаса, чего раньше никогда не делала, но ей было наплевать. Лицо ее сияло, хотя ей почти совсем не пришлось поспать.
– Любовничек прилетел на насест? – спросила Донна, когда Ханна поставила сумку на пол в приемной и опустилась в кресло, вытянув ноги и разгладив кокетливую черную юбку, которую раньше на работу не надевала.
Ханна хрипловато рассмеялась.
– А что, заметно? Донна ухмыльнулась.
– Так же ясно, как если бы ты держала над головой плакат: «Эту женщину замечательно попользовали!» Этот парень явно положительно влияет на цвет твоего лица.
– Ханна, – раздался голос Дэвида Джеймса, – не могла бы ты зайти на минутку?
Она вплыла в его кабинет, не в состоянии скрыть обуревавшую ее радость.
– Ты… изменилась, – сказал Дэвид, когда она села и ленивым жестом провела пальцами по волосам, чего тоже раньше не позволяла себе на работе.
– Я хорошо провела выходные, – улыбнулась Ханна. – А ты?
– Ну, вообще-то ничего…
«По нему нельзя сказать, что он хорошо повеселился», – решила она. Дэвид выглядел смущенным, как будто чувствовал себя не в своей тарелке.
– Я что хотел сказать… – начал он, но Ханна перебила его. Она знала, что он хочет извиниться за слова, сказанные про Феликса, и ей не хотелось, чтобы он это делал. Она и так была счастлива без меры.
– Дэвид, я знаю, что ты хочешь сказать. Мне тоже очень жаль, что все так вышло в пятницу. Я была расстроена, потому что мы с Феликсом поссорились, но мне не следовало на тебя кричать. Поверь, мне очень приятно, что ты обо мне заботишься, но в этом нет необходимости, Дэвид. Мы с Феликсом взрослые люди. Я знаю, он твой друг, но мне бы хотелось не смешивать мою личную жизнь с работой.
Казалось, Дэвид не может поднять на нее глаза.
– Значит, все наладилось? – мрачно спросил он, внезапно заинтересовавшись своей электронной почтой.
– Да, – просияла Ханна. Он медленно выдохнул:
– Ну
– Дэвид, ты настоящий друг, – ласково сказала Ханна.
– Да, – мрачно подтвердил он, – я хороший друг. Ханна, пританцовывая, вышла из офиса. Жизнь была прекрасна.
Ноябрь перешел в декабрь, и постепенно выработался порядок их встреч. Феликс появлялся поздно вечером почти каждую пятницу – либо в такси прямо со съемочной площадки, либо в лимузине с оравой полупьяных артистов, жаждущих, чтобы Ханна к ним присоединилась. Она больше любила вечера, когда Феликс приезжал на такси, – тогда он был целиком в ее распоряжении. Выпив привезенное им шампанское, качество которого зависело от его финансового состояния на тот момент, они заваливались в постель и шумно занимались любовью, заставляя бедных соседей Ханны снизу включать телевизор на полную громкость. Утро они тоже проводили в постели, ели тосты с медом, запивая их крепким бразильским кофе, который Феликс так любил. А затем отправлялись в спортзал. Нельзя было сказать, что великолепная фигура дается Феликсу легко; Ханна никогда еще не встречала мужчину, который бы так заботился о своем теле. У него было больше всевозможных лосьонов, чем у нее. Но она быстро привыкла к его чудачествам.
Привыкла Ханна и к тому, что все особы женского пола не сводят с него глаз и пытаются с ним заговорить. Впрочем, однажды она сорвалась и заявила, что нет ничего удивительного в таком внимании, раз он носит майки, которые под стать только стриптизерам. Феликс громко рассмеялся.
– Ревнуешь, лапочка? – беззаботно спросил он. – Пора привыкнуть. Но ведь женщины всегда бегают за актерами. Сама знаешь, слава притягивает.
Странно, но он предпочитал, чтобы Ханна одевалась для спортзала консервативно. Он любил, когда кто-то восхищается им, и отказывал в этом удовольствии Ханне. Однажды она надела свой блестящий обтягивающий костюм из лайкры и пурпурные легинсы, и к ней пристал какой-то культурист, который был выше Феликса на пару дюймов. Феликсу это не понравилось.
– Не хочу, чтобы вокруг тебя толпились посторонние мужчины, – заметил он и как бы между прочим добавил, что ему больше по душе, когда она надевает шорты и футболку.
Когда Ханна, смеясь, поведала об этом Эмме по телефону, та нашла это странным.
– Получается, то, что позволено Юпитеру, не позволено быку, – сказала она. – Он может одеваться так, чтобы производить впечатление, а ты нет?
Ханна сразу же пожалела, что разговорилась. Она хотела дать понять Эмме, что Феликс от нее без ума, раз так ее ревнует, но Эмма поняла все неправильно и практически назвала Феликса эгоистом. Да уж кому говорить, только не Эмме, которая не сможет возразить собственному отцу, даже если от этого будет зависеть ее жизнь.
В эти счастливые дни единственное, что омрачало жизнь Ханны, были ее отношения с Дэвидом. Эти отношения вдруг стали холодными и формальными, и она никак не могла взять в толк, в чем провинилась. Разумеется, он был вежлив и приветлив, но не больше. Они уже не пили кофе с шоколадным печеньем, а совещания в его кабинете стали короткими и сугубо деловыми.
Ханна пыталась убедить себя, что у него какие-то неприятности, не связанные с ней, но не могла избавиться от подозрения, что Донна права, что она нравится Дэвиду, а к работе это не имеет никакого отношения.