Мы в дальней разлуке
Шрифт:
В такой войне коннице, куда определили Николая, делать было совершенно нечего. Драгунов спешили и посадили в окопы наряду с солдатами, а лошадей отвезли в тыл, Всю весну и половину лета Николай, как и все остальные, сидел в траншее, вырытой прямо посреди болота, в белорусских топях. Вольтижировка под огнем вражеских пулеметов потеряла всякий смысл, посему, про атаки сомкнутого строя конницы, чем сильны были драгунские части, пришлось позабыть. Шашки тоже редко вынимались из ножен, ибо они были хороши только при преследовании убегающего противника, а немец был противником упорным и стойким и пятки нашим войскам показывать не собирался. В условиях позиционной войны в цене были пластуны, а не кавалеристы. Николай быстро освоил эту премудрость, научившись незаметно передвигаться, умело маскироваться, буквально сливаясь с землей. Поэтому юноша был востребован в качестве охотника для разведки. Один раз его группе удалось доставить ценного «языка», аж целого саперного майора, рассказавшего немало интересного
В середине лета началось позорное Барановичское наступление [14] . В то время, когда бравые войска Юго-Западного фронта штурмовали карпатские твердыни, и им как воздух была необходима помощь, войска Западного фронта, с завистью поглядывая на своих более удачливых соседей, благодаря генеральским интригам и проволочкам, оставались на месте. Лишь к середине лета началось наступление, но к нему так долго готовились и столько раз переносили, что немцы, разгадав все замыслы русского командования, и определив направления главных ударов, заранее подтянули туда войска. Наступательный порыв русских сломался о тевтонскую стойкость и аккуратность в обороне. Сиденье в обороне оказалось сильнее наступления, и немецкий зад оказался крепче русского штыка. Пересидели. Не помогли ни артиллерия, ни натиск. Драгуны, попытавшись наступать, наткнулись на пулеметы, рассыпали строй и стихийно перешли к атаке казачьей лавой. В таких убийственных атаках Николаю удалось, наконец, вдоволь помахать шашкой. В одном из боев он вынес из боя раненного командира, за что был удостоен второго Георгиевского креста.
14
Барановичская операция — наступательная операция войск русского Западного фронта под командованием генерала от инфантерии А. Е. Эверта во время Первой мировой войны, проведённая 20 июня (3 июля) — 12 (25) июля 1916 года. Русская армия, имея превосходство в живой силе и артиллерии, не смогла прорвать укрепления позиционного фронта германских войск. Контратаки немцев привели к восстановлению первоначального положения. Потери русской армии составили 80 000 человек против 13 000 человек потерь противника, из которых 4 000 — пленные.
Победоносная армия крепка, а неудачи действуют разлагающе. Поэтому после провала наступления боевой дух Западного фронта был сломлен и посеяны семена сомнений в победе над немцами. Итогом боев компании 1916 года были чудовищные жертвы. Особенно болезненна была убыль офицеров, оказался выбит практически весь кадровый офицерский состав, и Верховный Главнокомандующий принял решение о формировании новых школ прапорщиков ускоренного, трехмесячного срока обучения. Николай, уже ставший к тому времени фельдфебелем, был направлен на учебу в Кавалерийскую школу прапорщиков, после окончания коей, новоиспеченного корнета вновь ждал фронт.
Работы в Минске оказалось более чем достаточно. Все дни Николая были заняты агитаций в частях Минского гарнизона. Одновременно он, присматриваясь к людям, отбирал наиболее сознательных солдат в будущие революционные отряды дружинников. Наконец, как и обещал товарищ Арсений, минские социал-демократы и эсеры прислали рабочих. Теперь можно было приступать к формированию боевых дружин. Радовало, что рабочие оказались элементом сознательным и организованным, но им, в отличие от солдат, недоставало элементарных военных навыков. Пришлось обучать их таким простым вещам, как строй, выполнение команд и умение обращаться с оружием. Удалось их даже два раза вывезти за город, и провести стрельбы. Всего через месяц боевые дружины были хоть в какой-то степени готовы к операции по перехвату власти.
И вовремя: нетерпение народа, и недовольство властью достигли наивысших пределов. Бурлило все общество до самых верхов, и необходимость смены власти была общим мнением. Император не имел поддержки даже в собственной семье, члены которой в открытую искали ему замену. Обо всем этом Николаю поведал товарищ Арсений, за их, ставшими уже традиционными вечерними посиделками:
— Веселые, товарищ Меч, дела начинаются. В Петрограде, доходят сведения, уже голодные бунты. Правительство в полной растерянности. Похоже, что мы с тобой станем не только свидетелями, но и участниками победоносной революции. Дружины готовы?
— Им бы еще подучиться. Ребята хорошие, но опыта нет. Но в целом, отряды сформированы, более-менее вооружены, задачу свою знают.
— Ничего, Коля, опыт приходит в борьбе. Главное в нашем деле — быстрота и внезапность.
В начале марта стали приходить тревожные и одновременно обнадёживающие вести из столицы. Голодные бунты, сотрясающие Петроград, переросли в восстание. Сначала стало известно, что солдаты отказываются стрелять в народ, а потом валом пошли сообщения о массовом переходе войск на сторону восставших. Со всей определённость стало ясно — началась революция. Для большинства в Минске это событие стало неожиданным, но не для товарища Арсения. На следующий день 2 марта 1917
Со временем, революционный энтузиазм, охвативший российское общество, стал угасать. Проблемы только нарастали, старые не решались и откладывались, всё яснее становилась политическая импотенция Временного Правительства. Видя все это, Николая Заломова снова стали одолевать сомнеия. Утомила склока между Временным Правительством и Советами, неспособность новых властей остановить страну от сползания в анархию. С возрастающим скептицизмом Николай видел, что революционный энтузиазм не привел к укреплению боевого духа армии, а, напротив, к ее дальнейшему разложению. Печально знаменитый приказ № 1 привел только к хаосу в армейских структурах и всеобщему падению дисциплины. С такой армией не только войну не выиграть — мира пристойного не заключить. С этими сомнениями Николай пришел к Михайлову, который, отбросив партийный псевдоним, после победы революции стал именовать себя своим настоящим именем — Михаил Васильевич Фрунзе. Фрунзе он застал за разбором материалов по франко-прусской войне. Начал, учитывая сложившиеся меж ними доверительные отношения, без обиняков:
— Михаил Васильевич, а поступаем ли мы, призывая к миру, честно и патриотично по отношению к стране? А то вот ведь какая штука выходит, призыв к превращению империалистической войны в гражданскую означает, что солдаты должны бросить фронт, повернуться к врагу спиной и обратить свои штыки против своих же, русских.
Фрунзе внимательно выслушал своего юного друга, не возмутился, не обозвал контрой, подумал, прежде чем ответить, ведь сам не раз задавал себе эти вопросы.
— Знаешь, а пожалуй, отчасти твоя правда в словах есть. Я сейчас занимаюсь историей Франко-Прусской войны. Тогда тоже рухнула империя, и Франция стала республикой в самый разгар войны. Но война показала, насколько прогнил императорский режим. Ведь патриотизм не есть верность правительству страны и согласие с тем правлением, которое в стране есть. Романовы настолько достали всех, что только революция стала выходом. Разве мы, революционеры, виноваты, что они не смогли мобилизовать народ? Они не смогли даже ясно объяснить цели войны! Разве революционеры повинны в том, что мужики бросили фронт и ринулись в свои деревеньки делить землю? Нет, это Романовы за полвека не сподобились решить аграрный вопрос. Народную власть, ту, что выполняет народные чаяния, народ будет защищать, за такую власть народ будет готов умирать. И за мир мы не на условиях немцев, а за всеобщий демократический мир.
— Да, но все действия новых, революционных властей, направлены на то, чтобы уничтожить армию. Тот же Приказ № 1 ведет к полному развалу. И вот результат — провалились все летние наступления русской армии, даже новые территории потеряли. В моем понимании армия — то, что подчиняется приказам одного, а не место, где ведутся бесконечные дискуссии и выносятся различные резолюции.
— Не волнуйся, Николай. Не мы, большевики, а либералы и мелкобуржуазные социалисты, сейчас стоящие у руля, виноваты в губительном для войск Приказе № 1. Мы же, когда придем к власти, создадим новую армию — революционную армию, спаянную сознательной железной дисциплиной. В этой армии власть командира будет опираться на его авторитет. Это будет народная армия. И с ней мы одержим новые победы над мировым капиталом.
— Тогда гнать надо это Временное правительство, пока они тут все не развалили!
— Вот этим мы и займемся. Контрреволюция подняла голову, а Временное правительство не способно с ней справиться. Пора устанавливать настоящую революционную власть, нашу, народную! Тебе, Николай, надлежит ехать в Москву. Ты проявил себя как прекрасный агитатор и организатор, а в Москве много военных училищ и мало надежных войск, надо помочь.
— А как же часть?
— Тебе теперь надо выполнять приказа своей партии, а не армейского начальства. Я тоже уезжаю.