Мышеловка для кота
Шрифт:
— Ну… почему же? Кажется, мне очень даже известно… И реакция твоя — весьма интересная. Не отказался бы повторить эксперимент…
А как же, мать твою, дружески-приятельские отношения, о которых ты говорил? Забыл уже, заигрался, потерял бдительность? Очень хотелось выплюнуть это ему в лицо, но… Тогда не прокатит другая издевка, более….тонкая, что ли…
— Я не думаю, что ты в курсе. Об этом мало кто знает. Но… — Сделала загадочное лицо, прикусила губу, с деланной печалью… — Я наутро ни фига не помню из того, что творила.
Откровенно — садистское удовольствие: видеть, как вытянулось у Янкевича лицо. Как еще больше глаза прищурились, почти зло. И — многообещающе. Почти испугалась. Но, вот именно, — почти. Потому что, когда все ясно, и не нужно гадать, что он от меня хотел, и нет опаски, что не угадаю, лишнего сочиню — не страшно, совсем. Вот ни капельки. Снова игра, но уже по известным правилам.
— И каким же способом твою память можно восстановить?
— Не знаю. Способы не изучены, до сих пор. Поэтому часть моей жизни так и останется для меня под покровом тайны…
— И много у тебя таких кусков и белых пятен, хотелось бы знать? — Неожиданный вопрос. И реакция неожиданная: Кир, похоже, окончательно разозлился. — Как часто и с кем ты так забываешь?
— Эмм… Не считала, если честно… Молодость бурная была, в студенчестве по-всякому отрывались. А что?
— Да так… Любопытно стало… Забей…
— Кир, ты странный… К чему вопрос-то был? — Да. Мне хочется подразнить его самолюбие. И понять, наконец, что ему от меня еще нужно.
— Да захотелось понять, со сколькими еще ты спала, а потом смотрела такими же невинными глазами.
Вот и доигралась. Получила, наотмашь, отдачу…
— Да пошел ты на хрен, Кир! Какое ты имеешь право меня оскорблять?! Трахнул пару раз — и все, хозяин?!
Развернулась на месте и быстрым шагом потопала прочь с этой набережной. Сволочь. Гад. Урод. Козел. Самовлюбленный кретин. Кто ему, мать твою, разрешал задавать такие вопросы? Никто. Я не разрешала.
Мне не хотелось плакать. Нет. Хотелось кого-нибудь быстро убить. Или разломать что-нибудь о чью-нибудь голову! Ярость клокотала, заставляя крепче сжимать зубы, упрямо шагая вперед. Чтобы не вернуться и не проорать все, что об этом сучке думаю…
— Лиза, постой! — Окрик Янкевича заставил не остановиться, а еще прибавить шагу. Не хочу. Не готова с ним больше разговаривать. Ни сейчас, ни потом, никогда.
И, конечно же, его мое мнение нисколько не волновало. Догнал. Обогнал. Встал передо мной, загораживая дорогу. Я обогнула его стороной. Ничего не говоря.
Похоже, остался на месте. Нет, снова догнал. Схватил за плечи.
— Лиз, остановись. Всего два слова, и я не буду тебя держать.
— Слушаю. — Смотрела упрямо в его грудь и шею. В глаза не хотела смотреть. Не знала, что там увижу, и узнавать желания не было.
— Посмотри на меня. Очень неудобно разговаривать с твоей
— Сочувствую.
— Лиз… — Раздраженно и нетерпеливо, как с надоевшим ребенком. — Ну…
Пришлось, таки, со вздохом поднять голову. Иначе, не оставил бы в покое…
— Слушаю.
— Извини меня. Я не хотел тебя оскорбить…. — Что?!! Кирилл. Извиняется. Он болен или пьян?
— Забей. Какая разница. Сказал то, что на самом деле думаешь, и на этом спасибо. Лучше такая вот поганая правда, чем приятная ложь. Извиняю. Достаточно? Я уже могу идти?
— Нет.
— Ты обещал пару слов. Они сказаны. Отпусти.
— Лиза, ты же неправду сказала?
— Это когда конкретно? Ты меня в лжи подозреваешь? По-моему, Кирилл, это не очень правильно. Из нас двоих ты намного чаще темнишь и уходишь от ответа, чем я.
— Ты же не забыла. Да? — Прищуренные глаза смотрели очень серьезно. Он, по-моему, таким сосредоточенным еще не был никогда…
— О чем, Кир? — Глазами не стала хлопать, чтобы не переиграть. Сейчас ни к чему прикидываться дурочкой….
— Ты прекрасно знаешь, о чем.
— Да. Я не забыла, Кирилл. Я все прекрасно помню! Доволен? — Он медленно кивнул, все еще ожидая подвоха. И был в этом прав. — Но очень жалею об этом. Лучше бы память отшибло. Теперь я говорю правду. Но это, все же, не дает тебе права считать меня шлюхой! И свои дурацкие вопросы можешь засунуть себе в зад!
— Я же извинился, хочешь — могу повторить…
— Зачем? Одного раза достаточно, чтобы понять, какого ты мнения обо мне. Одно неясно: почему до сих пор не отвяжешься? Ведь таких вокруг — пруд пруди! Зачем ты столько времени тратишь?!
— Лиза! Мать твою… — Он снова начинал злиться, но, заметив, что я собираюсь ответить что-то еще очень едкое, перебил. — Откуда взялась эта мысль? Я не могу с тобой просто пообщаться, по-человечески? Без этих бесконечных распрей? Полчаса ты молчала, а потом опять завелась… Чем я тебя так раздражаю?
Я дернула плечами, освобождаясь от его рук. Зябко поежилась. Неожиданно стало заметно, что солнце давно уже не греет, а от Невы тянет холодом…
— Замерзла? — И, не спрашивая, прижал к себе. Погладил спину, растирая, потом плечи… Я почувствовала, что действительно замерзла. А еще — устала. От этого бесконечного бега. От него. От себя. От этих глупых, непонятных и безнадежных отношений.
Пока я все это обдумывала, Кир развил бурную деятельность: стянул пиджак, на меня накинул…
— Лиза… Когда ты замолкаешь, не по себе становится. Скажи уже, что-нибудь…
— Кир, ты определись, чего хочешь: чтобы я заткнулась, или чтобы разговаривала?
— Я хочу, чтобы ты перестала дуться на меня за глупость, которую нечаянно ляпнул.
— Но ты же её ляпнул? Значит, она тебе в голову пришла…
— Лиз, а ты никогда не говоришь глупостей? Таких, за которые потом стыдно и неудобно?