Всего непріятне человку хать далеко и на-долго, когда онъ не имлъ времени собраться въ дорогу, и принужденъ оставитъ все въ безпорядк: старики безъ Религіи находятся въ >положеніи еще непріятнйшемъ. Имъ необходимо и скоро надобно отправиться въ путъ; нтъ возврата, и забвеніе нужныхъ приготовленій должно имть великія слдствія…. Всякой старикъ-вольнодумецъ
бываетъ печаленъ въ уединеніи, естьли онъ не совершенной глупецъ. Мн хвалятъ веселость нкоторыхъ распутныхъ стариковъ: должно видть ихъ дома, не въ гостяхъ. Они подобны слпымъ, которые очень веселы съ людьми, забывая на время свое положеніе въ пріятностяхъ разговора; но какъ они жалки въ уединеніи, занимаясь только собственными мыслями!… Одна набожность длаетъ старостъ почтенною, доказывая жизнь добродтельную, или раскаяніе, которое заглаждаетъ слабости и преступленія.
Никто изъ стариковъ не казался мн столъ любезнымъ, какъ Маршалъ Баленькуръ, умершій за нсколько лтъ передъ симъ, на девяносто первомъ году отъ ражденія. Долговременная жизнь его не запятналась никакимъ порокомъ; онъ былъ всегда веселъ и спокоенъ. Мы видли въ немъ цлый вкъ щастія, воинской славы и добродтели. Въ самой глубокой старости онъ наслаждался еще здоровьемъ и крпостію силъ; имлъ острое зрніе, хорошую память, и не лишился ни одного зуба. Въ послдній годъ жизни его я провела въ Баленькур четыре мсяца и не могла наслушаться мудраго старца, особливо же, когда онъ разговаривалъ съ другомъ и товарищемъ своимъ, старымъ Маркизомъ Камильяномъ.
Сіи два Героя воспоминали анекдоты, осады, сраженія, которыхъ отдаленное время изумляло молодыхъ людей; казалось, что мы слушали Исторію. Бесды ихъ походили также и на, разговоры въ царств тней, между людьми прошедшихъ вковъ. Я всегда удивлялась кроткой веселости сего любезнаго Маршала. Онъ уже не занимался сборами: все было готово для дороги; ничего его не тревожило, и душевное спокойствіе мудраго старца ясно показывало, что онъ кончилъ вс дла своя. Добродтельная старостъ
наслаждается досугомъ и покоемъ въ совершенной чистот жизни. Что можетъ бытъ почтенне набожнаго старца, просвщеннаго опытомъ, свободнаго отъ страстей, приводящихъ насъ въ заблужденіе — свободнаго отъ заботъ, терзающихъ молодость, и видящаго суету ложныхъ благъ, плняющихъ наше сердце! Вздыхая смотримъ ты на милую невинность дтства: ахъ! горестное предвидніе омрачаетъ сіе нжное удовольствіе! Глядя на любезнаго младенца, всякой долженъ вообразить опасности, ожидающія его въ свт — и кого мысль сія не опечалитъ? кто безъ горести можетъ видть его веселіе и безпечность? Юная, трогательная жертва, украшенная цвтами!… Время влечетъ ее къ необходимымъ бдствіямъ жизни; жестокій приговоръ Судьбы неизвстенъ младенцу…. Всякой разъ, когда вижу дтей играющихъ, сіе любезное зрлище приводитъ меня въ глубокую меланхолію; но глаза мои съ нжнымъ и сладостнымъ умиленіемъ обращаются на величественное лице почтеннаго старца! Онъ знаетъ всю красоту, всю пользу добродтели, и пороки уже не соблазняютъ его. Удивляюсь ему безъ всякаго безпокойства; знаю, что онъ не можетъ перемниться. Не имя уже честолюбія дальнихъ намреній для будущаго, старецъ освобождается почти отъ всхъ мірскихъ связей, и душа его безъ усилія стремится ко Всевышнему. По самой слабости физическихъ силъ своихъ будучи уже существомъ едва тлеснымъ, онъ ближе другихъ къ естеству божественному и къ Духамъ небеснымъ, и не привязанной къ земл, остается на ней какъ бы единственно для того, что бы учить насъ… Благополучно семейство, когда оно слдуетъ мудрымъ совтамъ сего Ангела хранителя!… Правда, что мысль о смерти неразлучна съ мыслію о старости; но только преждевременная смерть ужасна, будучи въ нкоторомъ смысл насильственною и дйствуя противъ законовъ Натуры; всякой непредвиднной случай иметъ въ себ нчто разительное.
