На орловском направлении. Отыгрыш
Шрифт:
— Зинка!.. — её тряс за плечо Пашка, веснушчатый мальчишка из двадцать восьмой школы. Давно пора было думать — «из нашего батальона», но так было привычнее. — Зинка, слушай! — и ткнул пальцем в сторону черной тарелки на стене.
«…Возникла непосредственная угроза городу.
Приняв на себя командование Орловским оборонительным районом, ПРИКАЗЫВАЮ:
Первое. С нуля часов тридцатого сентября считать город Орёл и окрестности на военном положении. Всякое нарушение установленного порядка
— А времени-то сколько? — почему-то шепотом спросила Зина, хотя никто уже не спал.
— Пяти ещё нет, — торопливо ответил Пашка. — Подожди, не мешай.
— Что будет-то? — ещё тише, ни к кому не обращаясь, прошептала Зина.
«…Все трудоспособное население…
«…в возрасте от шестнадцати до шестидесяти двух лет, за исключением…»
Клавдия Дмитриевна Шкопинская подняла руку ладонью вперед, прося собеседника помолчать. Привычный жест, не раз помогавший ей установить тишину в классе, был хорошо знаком Саше Кочерову, и парень осекся на полуслове. Хоть и торопился: забежал перед работой к соседке и бывшей своей учительнице узнать, нет ли нового письма от её дочки Лиды — и, если уж совсем честно, нет ли там слова-другого о нем…
«…объявляется мобилизованным на оборонительные работы…»
— Что-то происходит, Саша, — неторопливо, ровно, будто бы размышляя вслух, заговорила учительница. — Что-то очень важное. Прямо скажу: я уже беспокоиться начинала, какой оборот наши дела примут. Потому и Лиду попросила остаться в Москве. Объяснила, что ей не следует прерывать учёбу. Это не ложь. Я, разумеется, не думаю, что полуправда лучше лжи, но…
Она помолчала, пристально вглядываясь в лицо Кочерова.
— Я уверена, что Москву не сдадут. Чего не могла бы с такой же убежденностью сказать об Орле. Не могла… — Шкопинская помолчала. — Не могла бы — сослагательное наклонение. Не могла — прошедшее время, — она горько улыбнулась уголками рта и повторила: — Что-то происходит… Саша, ты не знаешь, где можно раздобыть пару брезентовых рукавиц?
— Клавдия Дмитриевна, вы что, собираетесь на оборонительные работы пойти? — вскинулся Кочеров. — У вас же гипертония, вам нельзя…
— От тебя, Саша, я не ожидала, — учительница качнула головой. — Я полагала, ты зрело оцениваешь ситуацию и понимаешь, что сейчас не время…
— О чём вы, Клавдия Дмитриевна? — насторожился Кочеров.
— Не знаю, насколько это очевидно для других, но… ты ведь неспроста в городе остался? Разумеется, это вопрос риторический, однако же подумай.
— О чём? Вы ведь не хотите сказать…
— Слово «нельзя» было произнесено тобой, — напомнила Шкопинская. — Я же говорю о другом: на всякий случай подумай, как сделать очевидное неочевидным.
«…Все вооружённые подразделения, вне зависимости от ведомственной принадлежности…»
«…поступают в распоряжение штаба обороны города…» — женский голос звучал из репродуктора приглушённо и как будто бы устало.
— Я вам долго об конспирации гутарить не буду, — решительно
Получасом ранее Михаил Суров совершенно неожиданно для себя столкнулся в коридоре обкома партии с Александром Николаевичем Комаровым, чаще именуемым Жоресом. Неожиданно? Да какое там! Коли что-то началось, куда ж людям идти-то, как не в обком?
Три месяца назад они уже были в этом кабинете; тогда Игнатов разговаривал с ними долго, обстоятельно, предварительно пообщавшись с каждым в отдельности. Директору двадцать шестой школы, инвалиду гражданской войны Комарову-Жоресу в случае оккупации Орла предстояло возглавить подпольную организацию, а слесарю завода имени Медведева Сурову — стать его правой рукой. Тогда представлялось: ну, это уж на всякий случай, ну не может такого быть, чтоб Орёл сдали. Потом иначе думалось. И вдруг — воззвание по радио…
— А ты, Михаил Андреич, мне как спец нужен. Текмашевцам сейчас слесаря до зарезу потребны. Поможешь соседям, а? Не в службу, а в дружбу: доскочи сейчас до Потапова…
Не только «доскочил», но и отработал полсмены: ничуть не преувеличил второй секретарь обкома насчёт «до зарезу». А вечером решил Суров заглянуть к двум Аннушкам — сестре и племяннице — в маленький частный домик на улице Сакко и Ванцетти. Уж у них-то наверняка есть новости!
Не ошибся.
«…Все транспортные средства предприятий и населения вплоть до велосипедов взрослых образцов, объявляются реквизированными и должны быть сданы на нужды обороны…»
Анна Андреевна Давыденко выпрямилась, давая отдых затекшей спине. Куда ж они могли подеваться, носки-то? Всегда лежали в нижнем ящике комода. А тёплые платки, увязанные в узел вместе с несколькими кусками дегтярного мыла — чтобы моль не заводилась, — должны были непременно обнаружиться на антресолях. Анна Андреевна каждой вещи определяла место раз и навсегда. Брат говорил — аккуратистка, дочь называла это свойство характера вычитанным в какой-то книжке словом «педантизм». А вот сейчас…
— Ладно, носки, но платки-то куда переложила?! Только что в руках держала! — пожаловалась она. — Ну просто из рук всё валится!
— Как Мамай прошёл, — усмехнулся Михаил Андреевич, сдвигая узлы в сторону и усаживаясь на край дивана. — Анютку собираешь?
— А кого ж еще? Она час назад забегала, говорит, всё ж таки эвакуируют их. Надо хотя б тёплые вещи. И покушать чего-нибудь, чтоб домашнее. Она зайти обещала, но когда — сама не знает.
— Да посиди ты маленько, не мельтеши! А то и вовсе растеряешься, глядишь — и себя не найдешь. В случае чего сами отнесем, чего тут идти-то до той Володарки?