На восходе солнца
Шрифт:
Говорил он с плохо скрытым злорадством.
— Без речной флотилии нельзя эффективно охранять дальневосточную границу. Река здесь — открытая дорога, ведущая в глубь края. Но совдеповцам это и в голову не придет! Воображаю этих новоявленных стратегов... — Лисанчанский брезгливо оттопырил нижнюю губу.
Они перешли в столовую, пообедали. Не торопясь пили черный кофе.
— Как я завидую тебе, Станислав! Ты снова вздохнешь полной грудью. В Харбине теперь интересное общество. Балы, журфиксы... Хорват, говорят, хлебосол, — высоким, пронзительным голосом говорила
Она закатила глазки к потолку, будто там был начертан ответ.
— До весны, кузина! Не дольше, чем до весны, — уверенным тоном сказал Лисанчанский; после обеда настроение у него заметно повысилось. — Ждите меня с вешней водой.
— О, я приготовлю цветы, чтобы встретить победителей.
— А пока налей мне еще чашечку кофе, если нетрудно, — попросил Лисанчанский.
В окна вползали синие зимние сумерки.
— Как подумаю, сколько мне быть на морозе, — озноб берет. Брр! — Лисанчанский поежился и посмотрел на часы.
— Где-то у меня был теплый шерстяной шарф! Он пригодится тебе, Станислав. Пойду поищу. — Хозяйка с неожиданной для ее тучной фигуры легкостью выскользнула из столовой.
Мужчины закурили. Перешли опять в кабинет.
— Я выдыхаюсь. Ты это можешь понять, — усталым голосом пожаловался Поморцев. — Хожу, как по горячим углям.
— Не понимаю, почему тогда тебе не покончить со всей этой канителью одним ударом?
— Что ты имеешь в виду?
— Скажем, хорошую аварию на силовой.
Они посмотрели друг другу в глаза.
— Вот уж на это я не пойду, — сказал Поморцев.
— Чепуха! Нет ничего проще, — воскликнул Лисанчанский. — У тебя, Конечно, имеется на примете подходящий парень из механиков или кочегаров? Ну из тех, кто от войны тут прятался.
Поморцев из-под опущенных ресниц посмотрел на капитана 2-го ранга.
— Допустим.
— Ему дается соответствующий инструктаж...
— И потом я вместе с ним иду в революционный трибунал?.. Благодарю покорно, милый родственничек! Уж лучше буду выращивать цветы... к весне. — Поморцев сердито фыркнул, забрался мизинцем себе в ухо и повертел там.
— Это, милый мой, примитив!.. Примитив, — Лисанчанский снисходительно улыбнулся, покачал головой. — Зачем тебе непременно самому инструктировать исполнителя? Напротив, он и подозревать не должен о твоем участии. Пусть им занимается твое доверенное лицо. Кто-нибудь из техников. А когда будет все подготовлено, ты берешь среднее звено, то есть техника, и заранее устраняешь... Допустим, советуешь ему проделать мой маршрут до Харбина. Или... — Лисанчанский выразительно посмотрел на Поморцева и быстрым жестом чиркнул себя ребром ладони по горлу. — Ну, не морщись! Не в бирюльки играем. После аварии проводишь лично следствие, обнаруживаешь виновника и собственноручно доставляешь в большевистскую чека. Честь тебе и хвала! — Лисанчанский рассмеялся. — Серьезно, подумай над этим планом. Игра стоит свеч.
Поморцев тужился улыбнуться, но вместо улыбки на лице у него появилась кислая гримаса.
—
Лисанчанский прошел к окну, выглянул во двор, но в наступившей темноте ничего не мог там разглядеть.
— Между прочим, сюжетец мне подсказан. Хасимото — умнейший японец! Рекомендую сойтись с ним поближе. Он охотно профинансирует расходы. Охотно.
Поморцев понял, что капитан 2-го ранга имел уже возможность убедиться в готовности японца нести материальные затраты.
Во дворе что-то стукнуло; коротко заржала лошадь, будто ей сразу зажали морду. Вошел невысокий смуглый казак с тяжелой оленьей дохой в руках. Стрельнул раскосыми плутоватыми глазами.
— Морозец! Вы, ваше благородие, насчет согревательного похлопочите.
— Пройди-ка, братец, на кухню, — сказал Поморцев.
— Покорнейше благодарю! — Казак снял рукавицы, положил их на стул рядом с дохой.
— Оружие у тебя есть? — вполголоса спросил Лисанчанский.
— Два карабина, по цинке патронов. Да вы не извольте беспокоиться — до смерти доживем! — Казак лихо тряхнул длинным чубом, прошел в раскрытую дверь.
Пока Лисанчанский одевался, Поморцев, заложив руки за спину, ходил по комнате.
— В эмиграцию, значит?..
— Какая же это эмиграция... Харбин!
Отвернувшись к стене, Лисанчанский передернул затвор браунинга, дослал патрон и сунул пистолет в верхний карман пальто. На лице у него появилось выражение злобной решимости.
— Ну, шутки в сторону! Начинается беспощадная гражданская война.
Поморцев провел беспокойную ночь. Мерещилась разная чертовщина. Только закроет глаза, как из темноты возникает строгое бритое лицо Алиференко. Не успеет он движением руки отогнать это видение, а из угла уж смотрят на него проницательные, насмешливые глаза Чагрова.
Еще затемно Поморцева разбудил гудок.
Без всякой радости он подумал, что вот люди собираются на работу в Арсенал, убеждены, что делают полезное, нужное дело. Почему же у него нет такой убежденности? Как они смеют думать, что жизнь в Арсенале может идти помимо него — начальника?
Самолюбие его было уязвлено. Что-то желчным комом ворочалось в груди, спазмы подступали к горлу.
За окнами опять прокричал гудок. В цехах зашелестели трансмиссии, завертелись станки. На какую-то минуту Поморцев почувствовал себя ничтожно маленьким и ненужным.
Полковник прошел в ванную. Подставил голову под кран с холодной водой.
Впрочем, все это ерунда! Какое ему дело до сюжетов японца Хасимото?
В конце улицы навстречу ему поднималось солнце.
Но день, видно, с самого начала складывался неудачно.
В приемной полковника поджидал Демьянов.
— Сколько времени собираюсь к вам, да все недосуг. Работы поднавалили — страх берет, — блеснув глазами, сказал он.
Поморцев ключом открыл дверь кабинета.
Демьянов прочно, как влитой, сидел на стуле. После ухода из Арсенала он отрастил небольшие черные усики, и это придавало ему вид воинственный и бравый. Да и весь он был как-то по-новому собран и подтянут.