Над бездной
Шрифт:
— Жди там лицо, присланное мной, — насмешливо повторила она фразу из подложного письма Катилины, — лицо явилось; это — я.
Она подбежала к Семпронию и бросилась в его объятия, воскликнув:
— Батюшка!.. дорогой, милый мой!.. я осталась такой же неукротимой; это — Квинкций Фламиний, мой жених.
— Люцилла! дорогое мое дитя! — восклицал претор, целуя дочь.
— Квинкций спас меня от Цезаря в храме Изиды, он меня спас вторично, — от брака против моей воли со стариком, за которого меня просватал Кай Сервилий. Я писала
— Дочь, одумайся!
— Люцилла, — сказал Фламиний, — я не могу.
— Это воля того, кто сильнее тебя, — ответила Люцилла.
— Он…
— Он, он… я тебе скажу, мой милый, нечто неожиданное, но только после; теперь некогда. Я сделала все для нашего счастья, устранила всякую опасность.
— Чем приобрела ты…
— Ничем дурным; успокойся; я все тебе открою, пойдем, Квинкций!.. пойдем, отец!
Отец и жених, оба были до того ошеломлены потоком речей неукротимой, что ничего не придумали для возражения.
Брак совершился в гостинице, по религиозному обряду нерасторгаемой конфаранции.
Жрецы и свидетели уселись с новобрачными за пиршественный стол, как вдруг по коридору раздались тяжеловесные шаги сапог на толстой подошве с гвоздями и в залу вступила могучая фигура Аминандра; за ним робко и потерянно плелся Курий, переступая, как женщина, мелкими шажками в своих мягких, шитых золотом полусапожках, которые он в горести позабыл снять с самого времени злополучного пира.
— Гладиатор! — с удивлением воскликнул Семпроний.
— Пришел выпить заздравную чашу, почтенный претор, чашу из рук новобрачной.
— Как ты смеешь, презренный…
— Я очень рада тебе, знаменитый боец, — сказала Люцилла, подав вино прежде, чем ее успели остановить, — я не презираю тебя, а уважаю.
— Дочь! — строго сказал Семпроний.
— А я тебя уважаю, матрона, — сказал Аминандр и быстро ушел, осушив заздравную чашу, — прежде родителя сват-то выпил, господин плебей горемычный! — шепнул он Курию насмешливо.
Всеобщее внимание перенеслось теперь на юношу, стоявшею у стены. Курий не знал, что ему делать; уйти ли за покинувшим его спартанцем, или незванно-непрошенно усесться пировать?
«Разбойник! — думал он об ушедшем бойце, — из ловушки в ловушку и из беды в беду завлекал он меня все эти дни!.. выпросил десять тысяч; ничего не сказал; ничем не помог; наговорил тьму всяких дерзостей; заставил плыть сюда из Рима во время бури на плохом рыбачьем челноке, потешаясь моим страхом и морской болезнью, наконец, провалиться ему, завел меня сюда на пир, одетого в платье, превратившееся в грязные лохмотья. Он, может быть, как и Цетег, был подослан, чтоб увезти меня из Рима подальше… Фульвия… она уж, может
Он стремительно побежал к выходу, как и всегда, не отдавая себе отчета в своих поступках.
— Курий! — окликнул Фламиний, догнав его.
— Ты меня не звал на твою свадьбу, — обидчиво ответил юноша.
— Милый друг, разве я знал, что диктатору придет такая фантазия?.. разве я знал, что он из-за пустой размолвки с Клеовулом вздумает так внезапно досадить Ланассе, сделав меня счастливейшим из счастливцев мира?! ради этого я готов простить ему все его злодейства!.. Катилина — мой благодетель!..
— Фламиний, опомнись! — мрачно проговорил Курий.
— Он согласился, чтобы Люцилла стала моей женой; он, чтоб Ланасса не проведала, прислал мне такое таинственное письмо…
— Письмо подложное!
— Как?
— Это письмо писано не Катилиной.
— Ложь!
— Разберешь ты все это после, мой несчастный друг!.. достанется тебе за твое счастье по подложному разрешению!.. гладиатор разрешил тебе жениться, а не Катилина.
— Ах!
— Теперь поздно.
— Что же мне делать?
— Ты лучше скажи, что мне-то делать, — моя Фульвия похищена или изменила мне.
— Гроза над нашими головами, Курий; бездна под ногами, гибель кругом!.. будь, что будет!.. я теперь муж Люциллы; я буду счастлив хоть один день!
— Я не понимаю, Фламиний, роли гладиатора в нашей судьбе; он обещал мне спасти Фульвию, уверив, что знает, куда ее увезли, но ничего не сказал; он назвал себя твоим сватом; ничего не понимаю!..
— И я также не понимаю.
— Я подозреваю, что ему велено нарочно написать подложное письмо и уверить твою бедную жену во всяких нелепостях, чтобы потом Катилине можно было от всего отречься, сказать, — я-де ничего не знаю, потому что письмо подложное, меня велено заманить сюда подальше от моего дома.
— Может и это быть.
Два простака говорили, сбитые с толка проделками Меткой Руки, и договорились бы неведомо до каких абсурдов, если б раб не напомнил новобрачному, что пир остановился без его присутствия.
Фламиний сел опять подле жены, но его счастье было омрачено; он насильно ел, насильно улыбался. Гости недоумевали, что такое сделалось с сиявшим от восторга юношей, точно его прибили. Никто не знал Курия; его сочли за управляющего, не вовремя принесшего господину дурное известие.
Курий не стал пировать; он опрометью убежал из гостиницы, нанял четверню лошадей и уехал в Рим отыскивать Фульвию или мстить за нее.
Люцилла молчала, как мертвая, на все вопросы; ни отец, ни муж не могли ничем вынудить у нее объяснения.
— Замечательная путаница, любезный зять! — воскликнул Семпроний, когда Фламиний откровенно все ему рассказал, утаив только самые тайные пункты своей клятвы союзу расточителей.
— Замечательная путаница, мой почтеннейший тесть! — ответил молодой человек.