Намерение любить - сильнее любых препятствий
Шрифт:
– Ясно. Теперь езжай в город. Все понял?
– Да, Тамаз, все сделаю, - ответил Макс и быстро вышел.
***
Я сидел около Лизы уже несколько часов. За это время я окончательно пришел в себя и стал соображать. Главное, что она жива. Остальное не проблема. Вылечу и на ноги поставлю. С теми же, кто посмел сказать, что она мертва, расправлюсь без пощады. Убью по любому. Не смогу просто оставить их в живых. Теперь другое. Лиза, когда поправиться, может снова попытаться уйти от меня. Я не могу ее отпустить. Теперь уже точно буду держать силой. Те, несколько часов, что я осознавал, что Лиза мертва,
– Лиза, я люблю тебя. Я очень сильно тебя люблю. Дорогая моя, я сделаю все, чтобы ты поправилась. Слышишь меня, родная моя? Я здесь с тобой. И теперь точно никогда тебя не оставлю. Ты моя. Ты только держись. Ты должна быть сильной. Я очень тебя прошу, борись, Лиза. Ты нужна мне живой. Я люблю тебя, девочка моя.
***
Почему так сложно открыть глаза? И шея не поворачивается. Да и боль во всем теле адская. В чем дело? Что случилось?
Мои мысли прервало легкое касание моей руки. Так нежно и ласково ко мне прикасался только один человек. Тамаз. Осознав это, я резко открыла глаза и огляделась. Белые стены, металлическая кровать. Больница. Но как я здесь оказалась?
И тут я вспомнила ослепительный свет фар фуры, несущейся на меня и легкость от осознания того, что я сейчас умру. Я даже практически ничего не почувствовала. Перед глазами было лицо Тамаза. Я старалась вспомнить каждую черточку его лица и произносила слова любви. Но почему тогда я оказалась тут? После такого столкновения невозможно выжить. Или водитель все-таки как-то смог избежать аварии? Не помню. Я просто отключилась в какой-то момент.
Но вот я все-таки жива. И рядом сидит мой любимый. Господи, как же сильно я люблю его. И плевать, кто он и чем занимается. Я хочу прожить с ним столько времени, сколько нам отпущено.
– Лиза, любимая, не плач. Я здесь, я рядом с тобой. Ты поправишься. И я никогда теперь не позволю, чтобы с тобой что-то случилось. Я очень сильно люблю тебя. Не плач, пожалуйста, - тихим и мягким голосом говорил Тамаз.
Я хотела ответить, что я тоже люблю его. Что хочу быть только с ним. Я хотела извиниться за все свои ужасные слова, что наговорила ему. Он нужен мне. Но в горле пересохло. Очень хотелось пить. Тамаз понял, чего я хочу и с ложечки стал меня поить. Когда жажда была утолена, я прочистила горло и прохрипела:
– Тамаз, я очень сильно люблю тебя. Не бросай меня. Ты нужен мне. Я не выживу без тебя. Обещаю, что больше никогда не уйду от тебя, что бы ты не сделал. И прости меня за все, что я тебе тогда сказала. Мне плевать на это. Я люблю тебя. Со мной ты другой и мне этого более чем достаточно.
Тамаз не ответил, он просто легонько поцеловал меня в губы. Но потом прошептал:
– А я и не отпущу тебя больше никогда. Если понадобиться наручниками пристегну к себе. Я люблю тебя, моя Лиза.
Я блаженно закрыла глаза. Вот теперь все наладиться. Теперь все будет по-другому. Я так хочу и сделаю все для этого.
– Тамаз, что со мной случилось? Почему я выжила? И как ты меня нашел?
– Давай потом, родная. Тебе сейчас нельзя волноваться. Тебе не больно?
– Не надо врача. Я хочу знать, что произошло. Так что будь добор расскажи мне все.
– Ну, почему ты такая упертая? Ладно, расскажу. Ты врезалась в фуру на огромной скорости. Машина твоя всмятку. То, что ты выжила просто невероятно. Врачи до сих пор в шоке. Ты была шесть дней без сознания. Я нашел тебя в таком захолустье. Это даже больницей нельзя назвать. Но врач там приличный оказался. Сделал тебе все как надо. Но колол тебе не очень хорошие препараты, поэтому увеличивал дозу. Травм у тебя не так уж и много. Сломаны рука, плюс на ней все пальцы, нога, пара ребер. На голове у тебя теперь много швов, но это не беда. А так же на шее и на груди. Ну и синяки там, ссадины и многочисленные ушибы.
– Ну, в принципе, да. Не так уж я и пострадала. Сколько мне тут лежать?
– Пока не знаю. Но как только будет можно, я заберу тебя домой. Там ты точно быстрее поправишься.
– Поскорее бы. Ненавижу больницы, - и мы оба засмеялись. Но мой смех сменил кашель, и все тело сковала невыносимая боль. Н вскрикнула, но потом, подавив крик, закусила губу и почувствовала, что прокусила ее. Тамаз быстро метнулся к двери, и я услышала, как он заорал:
– Врача быстро сюда.
Через пару минут прибежал врач. Боль к тому времени уже почти утихла. Доктор был очень маленького роста. Метр шестьдесят, наверное, а может и меньше. При этом его комплекция никак не вязалась с ростом. Он был похож на колобка. Весь такой кругленький и румяный.
– О, Лиза, вы очнулись. Это просто замечательно.
– Он еще что-то бормотал, но я не вслушивалась. Я смотрела на Тамаза. На его лице было такое беспокойство. Мне стало приятно от того, что он так за меня переживает, беспокоится обо мне. При этом лицо его стало по-детски наивным. Этакий громила с невинными глазами и нервно переминавшийся с ноги на ногу. Меня это так позабавило, что я усмехнулась. На мой смех они оба повернулись, покачали головами и снова вернулись к разговору.
Мне уже стало скучно. Ну что так долго можно обсуждать?
– Тамаз, долго вы еще будете болтать?
– Все, все, дорогая. Доктор сейчас сделает тебе укол.
– Я не хочу уколов и не хочу спать.
– Лиза, не надо храбриться. Твоему организму нужен отдых. Так ты быстрее поправишься.
– Давайте ваш укол. Так и быть.
Последнее что я почувствовала, было легкое касание Тамаза моих губ.
*Спустя четыре месяца*
– Ну, наконец-то меня признали здоровой. Так надоело, что все трясутся надо мной. Теперь можно делать все, что угодно.
– Проговорила я, садясь в машину. Макс, за рулем, только хмыкнул.
– Ты еще не совсем здорова.
– Осталось только восстановить пальцы. Но они уже неплохо меня слушаются. Так что я здорова и не перечь.
– Зря ты так. Тебе же приятно, когда один не безизвесный человек ухаживает за тобой и всячески печется о тебе.
– Когда ухаживает нравиться. А вот когда трясется над каждым моим шагом, бесит.
– Да ладно тебе. Он же переживает. Боится, как бы снова чего не случилось с тобой. Это ему простительно. После того, что он пережил твою смерть, можно ему простить такое.