Народное чтение. Книжка первая

Предпринято целое издание, чтобы озарить ум народа светом образованности, – издание, в котором просвещенные люди снисходительно сообщают своим непросвещенным меньшим братьям новые для них истины и так благодушно применяются даже в языке своем к народному языку. Я, право, не знаю, чего еще желать? Как должен быть счастлив русский народ! Какие заботы, какие просвещенные заботы великодушно принимает на себя наше образованное общество о народе. Хотят избавить его даже от труда самому выбирать книги, а готовят книгу собственно для его употребления, так что тут собрано все для него полезное и приятное. В своем

Чтение для народа! По нашему мнению, уже в этой мысли лежит ложь. Что же народ – разве особенный отдел людей? Почему же для него и не существует общего чтения, как для всех людей вообще, а изготовляется нарочно чтение народное? Почему «История» Карамзина, «История» Соловьева, «Путешествие», например, Головнина, «Юрий Милославский» [1] и пр. и пр. – не народное чтение? И что это за чтение по сословиям? Но ведь в то же время у вас нет чтения дворянского, нет чтения купеческого: отчего же существует у нас чтение народное? Или вы на народ смотрите, как на малолетних детей, и – как детское чтение, – так выделяете и народное чтение? «Наше общество образованно, а народ находится в невежестве», – говорите вы. Неужели вы не знаете, что масса сведений сама по себе ничего не значит и что шкап, наполненный самыми умными книгами, нисколько от того не выигрывает и сам умным не становится, что, следовательно, вся сила в том, какое изменение производит масса сведений в принявшем ее человеке, как он усваивает ее, как ею пользуется? Неужели не знаете вы, что масса сведений, положенная в голову человека, сама по себе еще нисколько не дает право на совершеннолетие, что есть дети-скороспелки, перенявшие не только сведения, но и приемы ученого рассуждения о высоких и просвещенных предметах, и что все они – дети, и вдобавок жалкие дети? Ученый ребенок все остается ребенком; напротив того, человек не ученый, лишенный возможности обогатить себя сведениями, но умственно самостоятельный, выросший в жизни действительной, в труде, борьбе и лишении, может быть человеком совершеннолетним при всем своем (к сожалению) недостатке сведений; и наоборот, в сравнении с ним, человек с богато начиненной головой, но с детским, пришибленным и запуганным умом, – является очень несовершеннолетним человеком, различающимся от действительного ребенка только тем, что ребенку еще предстоит вырасти в самом деле быть совершеннолетним, а этому господину достигнуть совершеннолетия – плохая надежда.

Точно в таком положении находится наше, так называемое, образованное общество при всей массе своих сведений и при отсутствии (безделица) труда самостоятельной мысли, не имеющее под собою никакой действительной почвы, доселе робко, подобострастно поглядывающее на своего учителя, доселе не решающееся сметь свое суждение иметь. Сравнение неверно будет разве в том, что масса сведений, которою удручена наша просвещенная публика, не составляет еще такого исполинского невыносимого бремени: в этом отношении, скапать правду, далеко нашему обществу до своего учителя [2] . И вот, оторванное от народа уже полтораста лет, полтораста лет лишь подражательно, наружно отражавшее на себе развитие других народов, полтораста лет не знающее самостоятельной деятельности, – просвещение наше вздумало просвещать простой народ и для этого выдает народные книги. Низводя крестьянина, это действительное, серьезное лицо в современной России, на степень «милых детей», общество наше с важностью преподает ему уроки и сочиняет, для него исключительно, особые книги, которые для употребления образованного общества, конечно, не годятся, ниже его, – но зато именно для народа хороши!..

Повторяем: народ имеет право на все чтение, на все выходящие книги. Представьте ему самому выбор. Не беспокойтесь: он не возьмет книги для себя темной (по современному количеству его сведений), точно так же как нематематик не возьмет книги о дифференциалах, интегралах, нефилолог не возьмет Боппа [3] и т. д. Когда пишешь о каком бы то ни было предмете, – пишите для всех; когда пишете, думайте о самом предмете и имейте в виду, чтоб он был написан общепонятно, а не то, чтобы понятно для народа. Отбросьте эту оскорбительную цель. Не пишите для народа. Что будет общепонятно – поймет, поверьте, и народ. Во всяком случае народных книг народ, без принуждения, читать не станет. Вместо того, чтоб писать какие-то сочинения исключительно для народа, пусть лучше литература наша постарается быть народною: тогда она сама станет истинно на высокую и действительную степень, и для всего народа сделается доступною; тогда, конечно, не нужно будет хлопотать о книгах для народа, как вы теперь хлопочете. <…>