Наслаждение Маккензи
Шрифт:
Свежий шрам в верхней части живота Зейна оставался красным и сморщенным, отмечая место, где скальпель корабельного хирурга вошел в тело, чтобы остановить кровотечение и спасти пациенту жизнь. Бэрри уже видела этот шрам, когда Зейн раздевался, чтобы перед церемонией бракосочетания принять душ. В то время ее остановила настойчивая просьба не прикасаться к его телу, не мешать следовать к главной цели. Теперь такого ограничения не существовало.
Бэрри провела пальцами по всей длине шрама, чувствуя теплоту и жизненную
– Не думай об этом, – прошептал он, перехватывая ее руку и поднося к губам. – Этого не произошло.
– Но могло.
– Нет, – поставил точку в разговоре Зейн и наклонился, чтобы снять ботинки, которые упали на пол с двойным глухим ударом, а он поднялся на ноги и расстегнул брюки.
Он был прав. Этого не произошло. Соберись, возьми с собой новые знания и отправляйся вперед. Что было, то прошло. Их свадьба и ребенок означали будущее. Настала пора подумать о настоящем, и так как Зейн стремительно избавлялся от оставшейся одежды, думать немедленно.
Он снова сел рядом с женой, прекрасно себя чувствуя без одежды. С мечтательным выражением лица Бэрри протянула руку и погладила широкие плечи, пушистый островок волос на груди, поскребла крохотные спрятавшиеся в волосах соски, пока они не поднялись напряженными бусинками. Бэрри понимала, что приглашает Зейна. У нее перехватило дыхание в ожидании ответа.
Зейн не заставил себя ждать. Его руки потянулись к чашечкам лифчика, в то время как глаза пристально смотрели в ее лицо.
– Готова? – спросил он с легкой улыбкой.
Бэрри не ответила, только дернула одним плечом так, чтобы чашечка соскочила с груди. Это и стало ответом.
Зейн перевел глаза на ее тело и освободил вторую грудь. Его глаза полыхнули жаром возбуждения, а дыхание с шумом вырвалось через приоткрытые губы.
– Я вижу здесь нашего ребенка, – прошептал он, нежно дотрагиваясь кончиком пальца до одного соска. – Ты совсем не пополнела, живот остался таким же плоским, но здесь малыш тебя изменил. Соски потемнели и увеличились в размере.
Даже такое легкое движение пальца по ореолу соска, заставило его напрячься и отвердеть. Бэрри застонала от желания, а знакомая молния полыхнула от груди до лона. Подушечкой большого пальца Зейн потер сосок, а затем осторожно обхватил грудь и приподнял ее, наполняя ладонь мягкой плотью.
– Насколько чувствительнее они стали? – спросил он, не поднимая головы, поглощенный разглядыванием изменений в ее теле.
– Иногда я еле выношу прикосновение лифчика, – с трудом выдохнула Бэрри.
– И вены стали еще голубее, – удивлялся он. – Они напоминают реки, текущие под покровом белого атласа.
Зейн наклонил голову и поцеловал жену, вступая во владение ее ртом, в тоже время не прекращая настойчиво и осторожно
Зейн уложил ее на подушки и провел руками вдоль тела Бэрри, освобождая от лифчика, а затем и от трусиков. Горячий взгляд не отрывался от распростертого тела.
– Я собираюсь сделать то, что не мог позволить себе раньше, – прошептал он. – Нам не надо быть настороже, бояться шума или строго отслеживать время. Я собираюсь тебя поглотить до последней косточки, моя рыженькая.
Бэрри следовало бы насторожиться, таким жестким и голодным стало выражение его лица. Этот голод, казалось, можно было потрогать руками. Вместо этого она потянулась к нему, в безумном желании почувствовать его тяжесть на своем теле, и вторжение твердой плоти.
Но у Зейна оказались другие планы. Он поймал ее руки и прижал их к кровати, как однажды сделала она. Тогда Бэрри повелевала его телом, а сейчас пришло время ответить тем же, вручая себя в его полное распоряжение.
Больше всего он хотел распоряжаться ее грудью, которая так пленительно изменилась. Очень осторожно, еле прикасаясь, Зейн втянул губами один напрягшийся сосок. Этого хватило, чтобы выжать из нее стон. Покалывающие ощущения оказались невероятно сильными. Язык ударил по шишечке, обошел ее круговым движением и прижал к небу, а потом он начал ее посасывать.
С ее губ сорвался высокий неудержимый крик. Из легких исчез весь воздух, казалось, она не сможет сделать ни одного вздоха. Боже, она даже не могла себе представить, что грудь стала настолько чувствительной, и что он так легко вызовет одновременно боль и необузданное, непереносимое, яростное удовольствие. Бэрри выгнулась, но он контролировал ее движения, удерживая на месте. Рот Зейна переместился на другой сосок, заманил его нежной лаской, а потом неожиданно для нее сжал, снова заставляя кричать.
Зейн не собирался останавливаться. Бэрри кричала, шептала, просила, но он не останавливался. Она услышала свой умоляющий голос:
– Зейн… пожалуйста… Боже, пожалуйста… Не надо больше… Еще… – а затем рыдающий, – Сильнее! – и поняла, что умоляет его не остановиться, а продолжить.
Она извивалась в руках мужа, а он подталкивал ее все выше и выше, сильнее и сильнее – жадный рот пировал на ее груди. Внезапно все ее чувства собрались в огромный пульсирующий шар в районе лона и взорвались наслаждением.