Наступает ударная
Шрифт:
73-й стрелковый полк под командованием майора С. Я. Лободы занял участок Быковщина,
Городец, Гославль, имея перед собою озеро Селигер. Лободу поддерживал артиллерийский дивизион. 82-й стрелковый полк с артиллерийским дивизионом и ротой фугасных огнеметов вышел на участок Городец, Заплавье, Красуха. 3-й батальон этого полка занимал предполье и был выдвинут далеко вперед в район Павлиха, Задубье. Полком командовал подполковник И. Ф. Букреев.
164-й стрелковый полк майора В. В. Алтухова оставался во втором эшелоне дивизии и занимался оборудованием опорного пункта Новосел и рубежа Красуха, Мошенка.
Правее нас оборонялась 28-я танковая
Основным препятствием для противника в полосе нашей дивизии было, естественно, озеро Селигер. Растянуть дивизию на таком широком фронте иначе было бы просто немыслимо.
Селигер - это две цепочки озер, связанных между собою сужениями, проливами и протоками. Одна цепочка тянется на 90 километров с севера на юг, другая пересекает ее с запада на восток, простираясь более чем на 50 километров. Глубины достигают пяти метров, а ширина в некоторых местах доходит до трех километров и более.
Расположено озеро среди отрогов Валдайской возвышенности. Места эти изумительно красивы. Не случайно их называют жемчужиной русской природы.
В этих краях начинает свой путь матушка Волга. В 20 километрах от деревни Свапуша, расположенной на западном побережье Селигера, среди лесных зарослей бьет из-под земли небольшой родничок. Над ним стоит бревенчатый домик. Здесь и рождается главная река России. Через реку Селижаровку Селигер пополняет Волгу своими водами.
Берега озера холмисты и местами довольно высоки. Недалеко от северной оконечности Селигера на 300 метров над уровнем моря поднялась гора Ореховна. Ее вершина - наивысшая точка Валдайской возвышенности. Почти рядом с этой высотой проходила правая разграничительная линия нашей дивизии. Немцы имели на горе свой командный пункт, позволявший просматривать местность на десятки километров.
Извилистость береговой линии и большое количество островков придавали озеру определенное своеобразие с военной точки зрения. Глубокие заливы и полуострова, далеко вдающиеся в воду, затрудняли организацию обороны на побережье, требовали дополнительных сил, чтобы выставить на эти участки надежное боевое охранение.
Значительная часть прилегающей территории была занята лесами, в которых преобладали ель и сосна. Через каждые два-три километра прямо у воды стояли небольшие деревни. Все население было на месте, уходить никто не хотел. Люди надеялись, что мы защитим их, не пустим фашиста дальше на восток.
Некоторым товарищам, прибывшим в дивизию вместе со мной, пришлось начинать работу, как говорится, с азов, с формирования и сколачивания подразделений. В гораздо лучшем положении оказался наш дивизионный разведчик Анатолий Поликарпович Крылов.
Дело в том, что в предыдущих боях сохранилось ядро разведывательной роты. Красноармейцы и командиры роты, отходившие от самой границы, не раз прорывавшиеся из вражеского кольца, воевали не только отважно, но и грамотно, хорошо владели своей трудной военной профессией.
Бойцы разведроты с гордостью называли себя бабанинцами, по фамилии своего командира - лейтенанта Бабанина.
Александр Афанасьевич Бабанин был человеком незаурядным.
Я не знаю, как началась для Бабанина война. К нам он прибыл из разведотряда 3-й танковой дивизии.
Сероглазый, улыбчивый, с крупными чертами лица, оказался на первый взгляд даже несколько флегматичным. Простотой, мягкостью, внутренним обаянием Бабанин быстро располагал к себе окружающих. В деле был тверд и решителен, а его собранности, умению быстро и правильно оценивать обстановку мог позавидовать любой.
Большой популярностью пользовался в дивизии и лейтенант Борис Михайлович Аврамов, командир одного из взводов разведроты. Отличительными чертами этого юноши-комсомольца являлись смелость и точный расчет. Высокий, ладно скроенный, лейтенант был сдержан, немногословен и не по возрасту суров. Разведчики доверяли ему, как и Бабанину, охотно шли с ним на любое задание.
Повезло не только капитану Крылову, принявшему под свое начало таких подчиненных. Повезло и самим разведчикам, получившим такого командира. Человек это был вдумчивый, неторопливый. Он отлично понимал, что такое ответственность за порученное дело, за судьбы людей. К сожалению, рана, полученная еще на озере Хасан, довольно часто напоминала о себе, и Крылов не всегда мог работать в полную силу.
Наша разведка, располагавшая такими кадрами, довольно скоро добилась успеха на новом рубеже. 7 октября группа лейтенанта Аврамова проникла в тыл врага. В результате успешного налета на небольшой отряд гитлеровцев, двигавшихся по лесной дороге из Боровского в Полесье, разведчики уничтожили пять вражеских солдат и захватили в плен унтер-офицера.
Недавно я встретился со своим однополчанином полковником Н. И. Гутченко. Осенью 1941 года он, совсем молодой техник-интендант 2 ранга, служил переводчиком в 82-м стрелковом полку. Николай-то и поведал мне некоторые подробности той успешной вылазки.
Вскоре после того, как мы заняли оборону на озере Селигер, рассказал он, ПНШ-1 82-го стрелкового полка капитан Пилипенко, бывший пограничник, прибывший в полк из академии Фрунзе, подготовил разведывательную группу для выхода в тыл противника, чтобы захватить "языка". Я тоже напросился, и он меня взял. Это была моя первая вылазка...
Мы подходили к намеченному для засады району, когда заметили на опушке вдалеке какую-то группу, которая разворачивалась в боевой порядок. Капитан Пилипенко тоже скомандовал "К бою!". Но наш мнимый противник сориентировался быстрее и понял, что здесь недоразумение. Мы увидели вставшего во весь рост человека в танковом шлеме. Он махал руками. Оказалось, что это - лейтенант Аврамов. Он возвращался из разведки. Его группа несла тяжелораненого пленного. Увидев таков дело, я предложил Аврамову тут же допросить пленного на случай, если он не выдержит пути до штаба дивизии. Это был первый допрошенный мной немец, унтер-офицер Эрих Шарф. Я до сих пор отлично помню все обстоятельства. Когда кончился допрос и был составлен протокол, Аврамов попросил Пилипенко, чтобы тот отпустил меня в штаб дивизии, иначе там могут не поверить, скажут, что протокол - липа. Пилипенко, поколебавшись, отпустил меня. Мы ехали на полуторке, и голова пленного лежала у меня на коленях. Он все время просил пить.