Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер
Шрифт:
Я не отрывал взгляда от Джокера. С психопатами, как и с медведями: лучший способ осадить – это неотрывно смотреть им в глаза.
– Когда в покер играют настоящие мужчины, джокера в колоде не бывает.
Решительно пройдя мимо главаря, я взял велосипед за руль и развернул его. Шесть пар глаз следило за мной. Джокер стоял как вкопанный за моей спиной. Стоять спиной к законченному психопату – это глупейшее, что можно придумать, но я заворожил публику, и в этом была моя победа. Впрочем, у меня не было иного выбора. Проходя мимо Джокера (прочь
– Поменяйте пеленку своему шефу, ребята!
Пристально и неотрывно смотрел я на Джокера, держа его под гипнозом, а сам спешил уйти подальше, не рисковать, не ждать, когда он кинется и всадит нож мне в спину.
Позади ни звука. Никто не смеялся. Никто никогда не смеется, становясь свидетелем позора своего повелителя. Я же был очень доволен собой и воображал, как будут меня восхвалять, когда история этой шайки будет пересказываться где–нибудь в лесу у костра, а может, и в телевизионной передаче.
Отойдя подальше, я вскочил на велосипед и налег на педали. Могу представить, что это походило на картину, изображавшую одинокого всадника, спешащего навстречу закату. Но даже на картине было видно, что у всадника еще множество дел, а всадником, между прочим, был я сам.
5
Роар ждал там, где мы расстались. Он не мог скрыть восхищения. Я «спешился», и мы направились к его дому (велосипед шествовал между нами).
– Как это тебе удалось? – спросил мальчик.
– Да так, пришел и забрал, – ответил я; будто и вправду это было самым простым делом на свете.
* * *
Она еще не произнесла ни слова, а я уже понял, с кем имею дело. Она приближалась легкой походкой, издали похожая на застенчивого подростка. Темные волосы обрамляли ее лицо. Казалось, что у нее не два, а три глаза, и третий там, где должен быть рот. Белый с высоким отворотом свитер плотно облегал ее. На ней были темно–синие вельветовые брюки и нейлоновая куртка – красная, с синей отделкой, – которую она не успела застегнуть. Еще не дойдя до нас, она крикнула:
– Ты где пропадал, Роар?
Взяв Роара за плечи, она внимательно поглядела на сына, будто по его лицу, как по карте, можно было проследить весь пройденный им сегодня маршрут.
У нее были курчавые волосы, коротко подстриженные на затылке, таком трогательном и нежном, что, глядя на него, хотелось плакать и почему–то вспоминались лебеди, виденные в детстве в Нюгорд–парке. Это воспоминание всегда заставляло меня глубоко и искренне сожалеть о том, что в моей жизни не было случая прижаться к такому вот затылку и выплакать разом все беды и обиды. А может быть, я такую возможность уже потерял. Короче говоря, у нее был тот самый затылок, и что–то смягчилось в моей душе.
– Мама… – начал Роар. – Знаешь… этот Джокер и все там… они взяли мой велосипед, и тогда я поехал…
Она холодно глянула на меня и произнесла тоном, который живо охладит любого разомлевшего на пляже жарким летним днем при +30° в тени:
–
– Обидел? – Мальчик удивленно уставился на мать.
Она тряхнула его за плечи:
– Сейчас же отвечай! Слышишь!
Женщина снова взглянула на меня, и слезы покатились из ее глаз.
– Кто вы? Если вы только посмели его тронуть, я убью вас!
Лицо ее покрылось красными пятнами, а на носу выступили капельки пота, глаза потемнели и загорелись синим газовым пламенем.
– Моя фамилия Веум, фру, и я ничего…
Роар прервал меня. Теперь и в его глазах блестели слезы.
– Он ничего… он мне помог, это он отобрал у них мой велосипед. Он взял его из домика Джокера и компании, чтобы не ты…
Слезы катились по щекам мальчика, и мать беспомощно глядела на сына. Потом она обняла его и что–то зашептала ему на ухо.
Я огляделся. Начинало темнеть, во многих окнах зажегся свет. Мимо нас проезжали и останавливались автомобили, из них вылезали уставшие за день понурые мужчины и спешили к своим подъездам и лифтам, к себе домой, к своим обеденным столам, стоящим где–то в двадцати метрах над землей, на эти двадцать метров ближе к космосу и еще на один рабочий день ближе к вечности. Здесь, на тротуаре перед их домом, разыгрывалась небольшая семейная драма, но никто из прохожих не повернул головы, никто не обратил внимания на молодую женщину, маленького мальчика и не очень молодого мужчину и на почти совсем новый велосипед. С таким же успехом все это могло бы происходить где–нибудь в безлюдной пустыне Сахаре.
Из–за плеча сына женщина подняла на меня взгляд. Сейчас ей можно было дать не больше двадцати. Надула губы, как маленькая девочка, которой не дали конфетку. Но рот был не детский – с пухлыми чувственными губами, – а выражение лица не оставляло сомнения в том, что, когда девочка подрастет, она добьется своего. Синие глаза наконец стали спокойными и напоминали цветы, которые ты когда–то не сорвал, а потом всю жизнь жалеешь об этом.
– Извините. Я очень испугалась, он никогда раньше так долго не пропадал. И я…
– Это понятно, – заговорил я.
Она выпрямилась и, откинув левой рукой упавшие на лоб волосы, протянула мне правую.
– Я… меня зовут Венке Андресен.
– Веум. Варьг Веум. – На несколько секунд я задержал ее руку в своей.
Она, казалось, была удивлена, и я догадался, что она то ли не расслышала, то ли не запомнила мое имя.
– У моего отца было хорошо развито чувство юмора. Это он дал мне такое имя.
– Какое?
– Варьг. [5]
5
Varg – 1 – волк (диал.); 2– беспокойный человек (норв.).