Найти человека
Шрифт:
Поэтому, когда Тамара попросила найти ее родных, я подумала, что можно рассчитывать на удачу, и обратилась по радио к москвичам с призывом откликнуться. И в самом деле вскоре пришел отклик. Двоюродная сестра Тамары сообщала, что Тамарина мать жива и что Ивлевы жили не в Москве, а в Московской области. Очевидно, в воображении девочки сельский домик превратился в московский особняк. В подмосковном селе прямо в трубу дома Ивлевых попал фашистский снаряд. От большой семьи почти никого не осталось. Родителей и брата матери убило на месте, сестра, тя-желораненная, умерла. Тамару мать успела вытащить из огня. Позднее она решила отдать дочку в детский дом. Но туда ее почему-то не
Не берусь судить о том, что могло привести мать к такому чудовищному решению. Невольно думаешь — как же так? Годами, без устали, тысячи матерей разыскивают потерянных детей, просят — найдите сына, помогите найти дочь! Мало того — чужих детей во время войны брали к себе тысячи женщин, усыновляли, растили, выхаживали. Многие женщины, никогда на бывшие воспитательницами, пошли работать в детские дома. Они пытались создать детям хотя бы иллюзию семьи.
А тут мать сама оставляет, бросает своего собственного ребенка! Быть может, она была, как говорится, «не в себе» после того, как на ее глазах погибли ее родители, брат, сестра? Но если даже так, почему же она позднее не кинулась искать девочку? Понять невозможно.
Трагично всю жизнь думать о матери и найти ее для того, чтобы узнать, что она тебя бросила, да еще в тяжелый год войны. Кто бы мог ожидать, что Тамара, узнав всю правду, все-таки захочет увидеть мать?
Но Тамара не только захотела поехать к матери, а даже пыталась найти ей оправдания. Вот как она рассказывала об их встрече: «Мама была дома, когда я вошла. Она бросилась ко мне и долго не могла оторвать своих рук от моих плеч. Мы с ней обе до глубины души были потрясены. Потом она мне показала, где мы с ней скрывались во время бомбежки. Она меня оставляла жить у себя».
Конечно, чувство горечи у Тамары осталось:
«Прекрасно знаю, что она поступила со мной не по-матерински. Кто бы так поступил? Но я ее простила».
Простила матери ее предательство. Откуда у Тамары, выросшей в детском доме, нашлось столько великодушия? Видимо, как раз в детском доме ей и повезло, она попала именно к тем людям, которые, вопреки жестокости войны, стремились воспитать в детях настоящую человечность.
И человечность девушки обернулась великодушием даже в обстоятельствах столь острых и необычных. На мой взгляд, мать не заслуживала прощенья. Но как дорого благородство дочери!
Поиск кончился, писем от Тамары я больше не ждала. Но пришло еще одно письмо от нее. Не похожее на прежние, оживленное, полное новых переживаний:
«Оказалось, у меня очень много родных, даже есть прабабушка и прадедушка. Я уже побывала у двух двоюродных сестер, но еще не была у родного дяди я у родной тети. Многих не видела, но обязательно увижу. Как все-таки в жизни удивительно получается, через двадцать один год может произойти такая встреча».
ПЯТЕРО ИЗ ЭЛЕКТРИЧКИ
О Лиде Ворониной, Оле Авдеевой, Нине Авдохиной, Наташе Круговой, Кате Сграблевой
Их пятеро. Я их всегда себе представляю едущими в электричке. Может быть, потому, что на вопросы они чаще всего отвечают так: в электричке.
— Где вы подружились, девочки?
— В электричке.
— Когда вы успеваете читать книги?
— В электричке.
Они читают, листают учебники по пищевой промышленности, увлеченно болтают, смеются — все в электричке.
Наговорившись, насмеявшись вдоволь, девочки затихают и достают из своих пузатых портфелей письма. С кем они переписываются? С подружками? А может быть,
Рядом с учебниками еженедельно в пять портфелей ложатся триста писем, триста горестных писем, по шестьдесят на каждую девочку. Смешливые девочки и грустные письма — непривычное сочетание.
И тем не менее вот уже два года подряд эти девчонки по своей охоте занимаются невеселым делом — помогают отвечать на письма тех, кто ищет своих близких.
Не пустое любопытство к чужим судьбам, а сочувствие к таким же, как они, молодым, почти сверстникам, понимание их горя — вот в чем секрет добровольной работы девочек. Все свои каникулы они однажды провели в Радиокомитете. С утра до вечера, как штатные сотрудники, сидели над письмами. В каникулы, когда не надо было ездить в техникум в Москву, можно было наконец отдохнуть от электрички. Но все пятеро каждое утро садились в вагон и снова, чтобы не терять времени, углублялись в чтение писем. А если попадалось сложное письмо, одна из девочек читала его вслух подругам, и тогда весь вагон втягивался в обсуждение чьей-то трудной судьбы.
ОДИННАДЦАТАЯ ИСТОРИЙ В ПИСЬМАХ
Из письма Александра Семеновича Гундорова, председателя Славянского комитета СССР
«…Славянский комитет СССР получил письмо из Чехословакии, от Зузанны Остролуцкой, в котором она просит разыскать людей, скрывавшихся у нее от немецких захватчиков во время Великой Отечественной войны… В связи с тем, что вы всегда помогали людям найти друг друга и имеете в этом большой опыт, убедительно прошу вас помочь розыску упоминаемых в письме лиц».
Из письма Зузанны Остролуцкой
«…В осенние месяцы 1944 года, при подавлении словацкого народного восстания, из деревни Очова, округа Эволен, в деревню Грохоть, округа Банска-Би-стрица, пришли советские граждане. По воспоминаниям, это были люди в военной форме и в гражданской одежде. Среди них была также и Маргарита Лебедева, которой было приблизительно лет восемнадцать-девят-надцать.
Речь идет о красивой интеллигентной женщине, у которой был маленький, трехмесячный ребенок (девочка), по имени Жанна. Девочка Жанна родилась третьего июля 1944 года в г. Перемышль в Польше, который находится недалеко от границы с Чехословакией. Когда началось выступление против немцев, Маргарита Лебедева оказалась, как я уже сказала выше, в деревне Грохоть. Вместе с Маргаритой Лебедевой в Грохоть пришла также и ее мать, Жанна Лебедева, — ей было около шестидесяти лет, — которая занималась маленькой Жанной (внучкой).
Когда Маргарита Лебедева должна была из деревни Грохоть уйти, чтобы выполнить возложенное на нее поручение, то она не могла взять с собой ни дочку Жанну, ни мать Жанну Лебедеву. Поэтому их обеих взяла я и скрывала их в своем доме в деревне Грохоть. Немцы подозревали, что я прячу в своем доме советских граждан, и начали меня преследовать. Поэтому я заявила, что маленькая Жанна моя дочь, а ее бабушка — моя родственница. Чтобы сберечь жизнь Жанны и ее бабушки, я решила окрестить девочку в церкви деревни Грохоть, где она и была крещена 4 апреля 1945 года и наречена именем Жанна. Возможно, что на родине ее зовут Яна.