Не оставляй меня одну

Солнечная Зоя

Не надо было даже касаться его, чтобы прочитать мысли и эмоции, которые сейчас полыхали. Да, он изменял мне. И уже давно. С ней. И сейчас он молился богу, потому что очень меня боялся.

— Так ты прикидывалась мертвой?! — наконец вышла из ступора Кристина и замахнулась на меня веером.

Ну все, стерва, сейчас ты у меня получишь. Не надо меня выводить из себя и чужих мужей из-под носа красть. Я ловко увернулась, отклонив голову, и лишь вскинула в ее сторону руку. С пальцев сорвались искры молний, и она свалилась на спину без сознания, немного даже отлетев от меня. О как интересно, похоже, становление эхом для меня бесследно не прошло. Маленький Григорий с изумлением, в таком же шоке, смотрел на происходящее.

А вот Николай испугался окончательно, он впал в панику. Неужели я так страшно сейчас выгляжу? Я перевела на него взгляд. В воздухе запахло озоном, как после грозы, краски начали выцветать. Да, бойся меня, жалкий человечишка.

— Вероника, это не то, что ты думаешь, — залепетал он.

— Изменщик! — я схватила его за пиджак обеими руками и дернула на себя, приближаясь нос к носу. — Как ты посмел трахаться с ней за моей спиной!

— Нет… Нет, отпусти!

В его глазах была паника. Я читала его мысли, как открытую книгу. Он боялся меня. Все годы вместе он боялся меня, особенно в постели. Словно нутром небезосновательно чуял, что я опасна. И еще он хотел детей, которых я ему так и не дала. Хотел обычной жизни обычного семьянина. И это сподвигло его искать другую. Попросить у меня развода он тоже боялся. Этот страх преследовал его рядом со мной все время. Я внушала ему ужас. В какой-то момент он заметил, что я далеко не слабая беззащитная женщина, и вот тогда он испугался. Он сам не знает, как понял это, но рядом со мной он всегда ощущал себя газелью рядом с голодным львом. Что ж, в этом он не был не прав. И я настроила с ним связь, как-то само легко получилось.

— Разве можно было вести себя, как трусливая тварь? — спросила я мысленно, глядя ему прямо в глаза.

Он испуганно замотал головой и вслух произнес, заикаясь от испуга:

— Н-не… — он сам не знал, что хотел сказать.

— Да, я в твоей голове, — мысленно произнесла я. — И если захочу, прямо сейчас выжгу твой разум, и если выживешь, до конца жизни останешься слабоумным тупицей. И никто мне не помешает, потому что никто не поймет, что происходит. Ты — тряпка, жалкий червяк, которого мне так и хочется растоптать. Я ведь искренне хотела быть твоей женой. Я была верна тебе. Да, я опасна, но я слушалась тебя. А ты меня боялся. Ты так и не принял меня, а ведь мог получить себе в пользование верного пса в моем лице. Но ты предал меня.

Я набрала в легкие воздух:

— Предал! — это слово я крикнула ему вслух и продолжила уже вслух, но тише. — Я заставлю тебя умирать долго и мучительно. Ты будешь видеть кошмары, будешь жить в своих страхах и испытывать несуществующую боль, пока не начнешь умолять меня убить тебя. Именно так я убивала их. Тех, кто посмел меня разозлить.

— Не надо, Вероника… — пролепетал он. — Не надо, пожалуйста. Я не хотел ничего плохого. Не хотел. Я бы сказал. Да уже собирался тебе все сказать, но ты погибла. Я искренне скорбел о тебе.

Мне в затылок болезненно ударился камень.

— А ну отпусти его! — мальчишеский голос раздался сзади.

Не отпуская Николая, я обернулась. Маленький Григорий стоял на расстоянии нескольких шагов от меня с камнями в руках, замахнувшись очередным.

— Да я ж тебя прихлопну, мальчишка, — грозно сказала я ему.

— А я тебя не боюсь! — крикнул он. — Отпусти Николая Валерьевича!

— Гриша, не лезь! — громко крикнул ему Николай.

— Вот видишь, — обратилась я к мужу по связи, не оборачиваясь. — Ему всего семь лет, а он уже не боится.

— Он не понимает. Просто не понимает, Вероника, — залепетал снова мой бывший.

Я выпустила в него электрический разряд, и он без сознания свалился на землю, а я повернулась к мальчишке, краем сознания отметив, что моя новая способность пускать молнии из пальцев, весьма удобна.

— Отпустила, — я усмехнулась. — Теперь иди и забери их у меня, если не боишься.

Мальчишка

недовольно поджал губы и снова швырнул в меня камень. Я ловко поймала его, поднесла к глазам. Наверное для него это был увесистый булыжник. Но для меня это был всего лишь крупный камень. Я снова вернула взгляд к Григорию. Мир в серых красках немного колебался, будто я была во сне. Отбросив в сторону камень, я бросилась к мальчишке. Тот дернулся бежать, но не успел, я схватила его, сразу парализовала и приподняла за одежду, склонившись нос к носу. Он смотрел на меня и ничего не мог сказать, но в его эмоциях не было страха. Лишь злость и упрямая решимость. Это из-за него муж бросил меня. Хотел сына. Хотел заботиться о нем. Это он виноват, Григорий. Серый выцветший мир искажался, словно в горячем мареве. Одно правильное движение — и мальчик умрет, месть свершится. Я убью их всех. Всю гребаную семейку. Да! Сначала я заставлю каждого из них страдать, а потом убью.

Я мысленно облизнулась в предвкушении, и уже потянулась к разуму мальчишки, как поймала себя на своей же мысли. Я искренне хотела убить ребенка. Это отрезвило. Нет, правда, я чуть не убила его. Но он всего лишь ребенок. Как я могла такое делать и думать? Я заколебалась. Что-то внутри меня кричало УБЕЙ!. И я всегда следовала этому крику, потому что когда делала это, получала истинное наслаждение, нечто очень глубокое, такое, что ощущала только в постели с братом. Но сейчас внутри меня сопротивлялось что-то другое. Что-то, чему если последовать, тоже будет приятно, но это напоминало не о брате, а о Михаиле. Другое удовольствие… И прямо сейчас на меня смотрел мальчик семи лет, мальчик, который бросился защищать мать. Как когда-то Влад бросился спасать свою сестру…

— Прости… — шепнула я мальчишке. — За твою смелость они останутся жить, я не убью их… Но ты никому не должен рассказывать, что здесь случилось. Меня не существует.

Стыд за содеянное смыл с моей души гнев и ярость. Мир подернулся пеленой красок: цвета возвращались медленно и неохотно. Я поставила мальчика на землю, отпустила его, позволив двигаться. Но он не побежал, как я предполагала.

— Кто вы? — тихо спросил он, пристально глядя на меня и не трогаясь с места.

— Чудовище, — апатично отозвалась я и не соврала, ибо так оно и было.

Я развернулась и ушла от него. Просто ушла.

Я бродила по городу около часа, прежде чем набрела на небольшое ничем не примечательное кафе. Заказала себе чашку чая с лимоном и кусок яблочного пирога. К этому моменту мир уже почти обрел краски, а мной владела апатия. Как же так? Что это было там такое? Я хотела убить ребенка, ни в чем неповинного, если подумать. Более того, я не просто хотела, я остановилась буквально в самый последний момент. Раньше мне не приходилось сталкиваться с необходимостью убивать детей, только спасать. Впрочем, я всегда считала себя способной на всё. Действительно на всё, особенно если Влад прикажет. Но смогла ли бы я убить ребенка? Не знаю. Вряд ли. А Влад бы такого никогда не приказал, скорее уж сам бросился бы спасать. Я сидела, крутя в пальцах чашку с остывшим чаем. Нетронутый пирог лежал рядом на блюдце. Похоже, я более сумасшедшая, чем сама полагала.

Я отпила холодный чай. Чашка тихо звякнула о блюдце, когда я ставила ее обратно. Вокруг было тихо, посетителей в кафе немного. Я всегда была совершенно уверена в себе и своих действиях. Всегда знала, где добро, а где нет. Но сейчас я не была уверена ни в чем. Может я и насчет Михаила не права была? Даже Влад говорил мне об этом. Это он, Михаил, просто изменился. Да и на кого мне тогда ориентироваться, если не на брата? У меня больше никого нет. А сама я запуталась в том, где истина.

Мир изменился: размылся, потемнел. В дверном проеме появилась безликая нечеткая фигура.