Не прикасайся ко мне
Шрифт:
Сделав подарок своей невесте, Ибарра пришел в такое радужное настроение, что принялся играть, не раздумывая и не анализируя позиции фигур на доске. Он сделал много неосторожных ходов, и хотя у капитана Басилио положение было весьма тяжелое, игра закончилась вничью.
— Дело решено, мы помирились! — радостно воскликнул капитан Басилио.
— Помирились, — ответил юноша, — каково бы ни было решение суда. — И они сердечно пожали друг другу руки.
Все присутствующие искренне радовались счастливому окончанию спора, давно надоевшего обоим сторонам, но тут внезапное появление сержанта и четырех вооруженных жандармов нарушило веселье и
— Стоять всем смирно! — закричал сержант. — Застрелю первого, кто шелохнется!
Несмотря на грубый окрик, Ибарра встал и подошел к сержанту.
— Что вы хотите? — спросил он.
— Чтобы вы немедленно выдали нам преступника по имени Элиас, который был у вас сегодня утром рулевым, — последовал угрожающий ответ.
— Преступник? Рулевой? Вы, наверное, ошибаетесь! — ответил Ибарра.
— Нет, сеньор. Элиас снова обвиняется; на этот раз в том, что поднял руку на священника.
— Ах, так это был наш рулевой?
— Он самый, согласно донесениям. Вы допускаете на ваши праздники подозрительных людей, сеньор Ибарра.
Ибарра смерил его взглядом с ног до головы и сказал с величайшим презрением:
— Я не обязан отчитываться перед вами в своих поступках! На наших праздниках всех встречают с почетом; если бы вы пришли, для вас тоже нашлось бы место за нашим столом, как нашлось оно для вашего альфереса, который обедал с нами каких-нибудь два часа назад.
Сказав это, юноша повернулся к жандарму спиной.
Сержант закусил кончики усов и, решив, что продолжать разговор бесполезно, приказал солдатам начать поиски рулевого в лесу; приметы преступника были записаны у него на листке бумаги. Дон Филипо сказал:
— Заметьте, что это описание подходит для девяти из каждого десятка местных жителей; смотрите не ошибитесь!
Некоторое время спустя солдаты вернулись и доложили, что не обнаружили ни лодки, ни человека, который показался бы им подозрительным; сержант, пробормотав что-то невнятное, удалился с тем же, с чем пришел, как и водится у жандармов.
Веселье постепенно восстанавливалось; со всех сторон сыпались вопросы и замечания.
— Так это и есть тот самый Элиас, который бросил альфереса в канаву? — в раздумье промолвил Леон.
— Как это произошло? Как случилось? — спрашивали наиболее любопытные.
— Говорят, что как-то в сентябре, в сильный дождь, альферес встретил человека, несшего вязанку дров. Дорога была очень грязная, и оставалась лишь узкая тропинка на обочине, где мог пройти один человек. Говорят, что альферес, вместо того чтобы придержать свою лошадь, пришпорил ее и крикнул встречному, чтобы тот убирался с дороги. Человек этот тащил на плечах тяжелую ношу и не выказал большого желания поворачивать назад или вязнуть в грязи, а продолжал идти вперед. Раздраженный альферес хотел сбить его с ног, но тот выхватил из вязанки толстый кол и так огрел лошадь по голове, что та упала, сбросив всадника в лужу. Говорят также, что человек спокойно продолжал свой путь, не обратив никакого внимания на пять пуль, которые выпустил ему вслед альферес, ослепленный бешенством и грязью. Поскольку человек тот был ему совершенно неизвестен, решили, что это не кто иной, как знаменитый Элиас, неведомо откуда явившийся в провинцию несколько месяцев тому назад. Он известен жандармерии подобными же поступками, совершенными им в различных городах.
— Значит, он тулисан? — спросила Виктория, вздрогнув.
— Не думаю. Говорят, что однажды он дрался
— Он не похож на злодея, — заметила Синанг.
— Нет, только у него очень грустный вид; за все утро я ни разу не заметила улыбки на его лице, — задумчиво добавила Мария-Клара.
Так прошел день, и наступило время возвращаться в город. С последними лучами заходящего солнца они покинули лес и молча прошли мимо таинственной могилы предка Ибарры. Затем снова возобновились веселые разговоры и горячие споры под сенью деревьев, столь непривычных к такому множеству голосов. Ветви печально вздрагивали, а лозы дикого винограда раскачивали словно говоря: «Прощай, юность! Прощай, мимолетная мечта!»
А теперь оставим эту веселую компанию, шествующую в город при свете огромных полыхающих факелов и под звуки гитар. Толпа мало-помалу тает, огни гаснут, песни замирают, гитары умолкают по мере приближения к человеческому жилью. Наденьте же на себя маску, вы снова вернулись к своим братьям!
XXV. В доме мудреца
На следующее утро, осмотрев свои владения, Хуан Крисостомо Ибарра направился к дому старика Тасио.
В саду философа царила полная тишина; даже ласточки, кружившие над кровлей, летали почти бесшумно. По замшелым стенам домика вился плющ, зеленой рамкой окаймляя окна. Домик казался обителью безмолвия.
Ибарра заботливо привязал лошадь к столбу и, ступая почти на цыпочках, пересек чистый, отлично ухоженный садик. Он поднялся по лестнице и, так как дверь была не заперта, вошел в дом. Старик, склонившись над столом, что-то писал. На стенах, среди карт и старых полок, с книгами и рукописями, были развешаны коллекции насекомых и растений.
Старик так углубился в свою работу, что не заметил прихода юноши, пока тот не шагнул обратно к двери, собравшись уйти, чтобы не мешать хозяину.
— Вы давно здесь? — спросил старик, взглянув на Ибарру с некоторым удивлением.
— Извините, — ответил юноша, — я вижу, вы очень заняты…
— Да, я делал кое-какие записи, но это не срочно, и мне хочется отдохнуть. Чем могу служить вам?
— Очень многим! — ответил Ибарра, приближаясь. — Но… — И он посмотрел на лежавшую на столе книгу. — Вы расшифровываете иероглифы? — воскликнул юноша с изумлением.
— Нет, — ответил старик, предлагая гостю стул. — Я не разбираюсь ни в египетских, ни в коптских письменах, но знаю кое-что о системе такого письма и пользуюсь иероглифами.
— Вы пишете иероглифами, но зачем же? — спросил юноша, не веря своим глазам и ушам.
— Затем, чтобы сейчас никто не смог прочитать мои записи.
Ибарра пристально посмотрел на него, заподозрив, что старик и в самом деле сошел с ума. Он бросил быстрый взгляд на книгу, чтобы узнать, правду ли тот говорит, и увидел умело нарисованные изображения животных, кружочки, полукруги, цветы, ноги, руки.
— Для чего же вы пишете, если не хотите, чтобы вас читали?
— Я пишу не для этого поколения, а для людей будущих времен. Если бы мои современники смогли прочитать эти записи, они сожгли бы мои книги, труд всей моей жизни, но те люди, которые сумеют расшифровать эти знаки, будут принадлежать к иному поколению, они поймут меня и скажут: «Не все наши предки спали той темной ночью». Эти тайные значки спасут мой труд от человеческого невежества точно так же, как таинства и непонятные ритуалы спасли многие истины от губительной касты церковников.