Не в силах устоять
Шрифт:
Однако Элиза, по-видимому, не убедила миссис Хиллхаус.
— Я видела, какими глазами на вас смотрит мистер Пирс. И мне это совсем не нравится. У него вообще противный вид.
— Я уверена, что он не посмеет сделать что-либо непозволительное под крышей этого дома. Вам нечего беспокоиться, тем более что джентльмены сейчас ужинают, и это надолго.
— Да, но…
Элиза схватила полотенца.
— Никаких «но». Я все сделаю.
— Обещайте мне, что запрете свою дверь. Молодая порядочная леди не может чувствовать себя в безопасности,
— Не волнуйтесь, миссис Хиллхаус, и спокойной вам ночи. Я сумею о себе позаботиться.
Элиза воздержалась от возражения, что она не такая уж и молодая и, в сущности, не может считаться порядочной. Порядочная леди не захотела бы увидеть, что за экзотический предмет находится в комнате лорда Хаддена.
Она поднялась по лестнице для слуг, а потом пошла на цыпочках по коридору, где были расположены гостевые комнаты. Нигде не было ни души: слуги, очевидно, ужинали на кухне.
Элиза быстро разложила полотенца по комнатам, оставив комнату маркиза напоследок. Она тихо постучала в дверь и прислушалась.
Тихо.
Она вошла и зажмурилась от яркого света непогашенной лампы. Это было расточительством, которое они не могли себе позволить. Черт бы побрал Гарри с его мотовством.
Оглядевшись, Элиза заметила несколько книг и папку с бумагами на секретере, но, не останавливаясь, прошла в спальню, чувствуя себя немного виноватой за то, что вторгается в личные покои Хаддена. Если бы кто-либо позволил себе такое в отношении ее, она была бы в бешенстве.
«Я просто положу полотенце и только взгляну на этот предмет, — уверила себя Элиза. — И сразу же уйду».
Всего несколько минут.
В углу за ширмой она увидела умывальник, на котором между кувшином и тазом лежал кусок дорогого мыла. В отличие от ее брата лорд Хадден, очевидно, любит порядок. Все туалетные принадлежности — щетки для волос, бритвенный станок и коробочка с лезвиями — были аккуратно разложены перед зеркалом. На спинке стула висел халат из черного шелка с рисунком из крошечных красных драконов.
Красный дракон был символом Уэльса, вспомнила Элиза. А еще она вспомнила, что где-то читала, что мать Грифа вела свою родословную от одного из королей Уэльса. Вот откуда у него такая знойная внешность и красивые зеленые глаза, не говоря уже о необычном имени.
Гриффин…
Такое имя не забудешь, как и его самого. Однако из сплетен она узнала, что не звучание редкого имени маркиза Хаддена так волновало светских женщин, а его неутомимость в постели.
Вздохнув, Элиза обернулась, чтобы посмотреть на огромную, под балдахином, кровать с резными деревянными столбиками цвета выдержанного виски. Ее взгляд скользнул по стеганому покрывалу и подушкам у изголовья. Ничего необычного. Эротической вещицы нигде не было видно. А рыться в ящиках или открывать шкафы она не собирается. Ее неуемное любопытство и так завело ее слишком далеко.
Она уже собралась уходить, когда от ветерка над ее головой что-то тихо зазвенело. Она подняла
— Боже милостивый, — прошептала Элиза и обошла кровать, чтобы получше рассмотреть предмет, свисавший с потолочной балки. — Боже мой.
С толстой перекладины полированного розового дерева, инкрустированной крошечными жемчужинами, свисала пара бронзовых наручников.
Завороженная, Элиза подошла ближе и только тогда заметила толстую шелковую веревку, продернутую через блок в потолке и привязанную к резному столбику в изголовье кровати. Словно против ее воли рука развязала узел. Веревка скользнула вниз, опустив перекладину, а Элиза снова крепко ее завязала.
Легкий ветерок донес из окна аромат жасмина, и она почти вообразила себе, как волшебный ковер перенес ее в турецкий гарем.
Разве это такой уж грех — дать волю своей фантазии?
Не дожидаясь ответа, Элиза подняла юбки и взобралась на кровать. Встав на колени под наручниками, она повернулась лицом в сторону подножия кровати.
— Не верится, что я это делаю, — пробормотала она и потрогала блестящие наручники. Они были гладкими и прохладными, но когда она просунула в них руки, оказалось, что внутри они были подбиты мягчайшим бархатом.
Интересно.
— Это порочно, это вульгарно, это…
Клик.
— О нет, — прошептала она.
Нет. Нет. Нет.
Элиза начала вертеть запястьями то вправо, то влево. Никакого результата. Должен же быть где-то спрятан замок. Если она успокоится и начнет рассуждать здраво, она найдет эту пружину.
«Думай.
Думай».
Она тянула, вертела… снова и снова…
А потом начала читать молитву. Но на неподдающиеся челюсти полированного металла это не произвело должного впечатления.
Словно для того, чтобы добавить к ее неприятностям еще одну, от порыва ветра погасла свеча. Теперь комнату освещал лишь слабый диск луны. Стараясь успокоить нервы, Элиза удвоила свои попытки открыть замки наручников.
Клик.
Если бы этот звук был совсем рядом, она обрадовалась бы. Но она услышала, как открылась входная дверь в дом, а потом раздались шаги, и ее охватила паника.
Гриф подошел к туалетному столику и поставил на край свечу. Какая-то мрачная тишина нависла над комнатой. В полуоткрытое окно ветерок доносил аромат цветов.
Гриф принюхался. Жасмин и еще какой-то запах, показавшийся ему знакомым. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул, и в его голове вдруг возник образ.
Прядь золотистых, как мед, волос, длинные стройные ноги, груди, как идеально очерченные спелые персики.
Вздохнув, Гриф поставил стакан с бренди рядом со свечой. Он выпил больше, чем собирался, но его решимость не напиваться ослабевала от банальной болтовни Лита и его друзей. Глупые скучные юнцы с их неинтересными пороками. У него челюсти болели от того, что он стискивал их, чтобы воздержаться от грубых замечаний. Он сам виноват: раз он принял приглашение, то не имеет права брюзжать.