Небо над бездной
Шрифт:
Дверь из гостиной в спальню была приоткрыта. Он услышал, как Соня вышла из ванной, как скрипнула кровать.
– Соня, можно я пройду в душ?
– Конечно, проходи.
Он быстро прошмыгнул через спальню, закрылся в ванной и, взглянув в зеркало при ярком свете, увидел, что лицо его пылает. Успокоиться он сумел, только постояв несколько минут под ледяной водой. Когда возвращался назад, в гостиную, решился взглянуть на Соню. Она читала. Не отрывая глаз от книги, пожелала ему спокойной ночи.
Растянувшись на неудобном диване, Дима уставился в потолок.
До того как Зубов перетащил Савельева в службу безопасности Петра Борисовича Кольта, они оба служили в Управлении по борьбе с терроризмом. Забрать Соню с яхты в маленьком французском порту было не так трудно. Диме доводилось работать в значительно более жестоких и опасных условиях. Когда старик Данилов обнял его и, всхлипывая, шмыгая носом, бормотал всякие сентиментальные глупости, ничего, кроме неловкости, Дима не испытал, хотя раньше ему бывало приятно видеть счастливых родственников освобожденных заложников, слушать слова благодарности.
Дело в том, что, пока он вез Соню до Парижа, утешал ее, гладил по голове, у него возникло странное чувство. Ему стало казаться, будто эту операцию он провел не по служебной обязанности, не для Кольта, а для себя лично. Он не мог понять, что с ним произошло. Почему совершенно чужая женщина, к тому же вовсе не в его вкусе, вдруг вызвала такую бурю эмоций, заставила думать о себе, вспоминать долгую дорогу по французскому автобану, щекотное прикосновение светлых волос, тепло и нежность мокрой от слез щеки, запах меда и лаванды.
После развода с женой Дима год пребывал в какой-то тупой растерянности. Они прожили вместе восемь лет. Жену он любил, и вроде бы она его любила. Она работала юрисконсультом в небольшой торговой фирме. Работа была унылая, но почти каждую неделю устраивались веселые корпоративы, прогулки на теплоходах, выезды за город. Жена это обожала, ей требовались, как воздух, большие шумные компании, хохот до упаду, и чтобы постоянно происходили события, кипели страсти. Если событий и страстей не хватало, она сама их создавала. Дима никак не соответствовал такому высокому накалу. Он не мог постоянно ссориться и мириться ради того, чтобы, как она говорила, не закисать в рутине повседневности.
На пятом году совместной жизни ей с ним стало слишком скучно, а ему с ней слишком весело. На корпоративах она много пила. Дома тоже пила. Он не мог составить ей компанию. На шестом году он испугался, что она сопьется.
Последовали два года борьбы, тщетных попыток лечения, грязных скандалов, истерических примирений с клятвами, что она завяжет и они наконец родят ребенка, начнут все заново. Диму не покидало жуткое, сосущее душу чувство вины и безнадежности. Ему казалось, что это он превратил ее, яркую, остроумную, жизнерадостную, в чудовище,
Ее не уволили с работы, она вставала утром, красилась, одевалась и выглядела вполне прилично. Никто не догадывался, что она пьет, кроме Димы и ее родителей. Они винили во всем Диму. После бурных сцен он не мог заставить себя лечь с ней в одну постель. Она громко жаловалась по телефону маме и многочисленным подругам, что он больше не мужчина.
Когда они поженились, он очень хотел ребенка. Но теперь был рад, что у них нет детей. Го д назад они развелись и легко разменяли трехкомнатную квартиру на двухкомнатную для нее и однокомнатную для него.
Весь год ему снились бурные сцены, у него звучал в ушах мат, хохот, рыдания.
Только рядом с Соней это забывалось, таяло.
Лежа на диване, Дима в десятый раз перечитывал дарственную надпись:
«Дорогой Дмитрий!
Спасибо Вам за Сонечку. Храни Вас Бог!
Зубов привез для него книгу из Зюльт-Оста, но забыл о ней и передал только перед отлетом в Вуду-Шамбальск. Дима начал читать, но не мог сосредоточиться. Присутствие Сони за стеной туманило голову. Свет не гас в спальне. Он тихо произнес:
– Спишь?
– Нет.
Через приоткрытую дверь было отлично слышно и оказалось, что так, не видя друг друга, разговаривать значительно легче.
– Соня, я давно хотел тебя спросить.
– Ну, спроси.
– Еще в Москве я нечаянно заглянул в твой мобильник. Пришла эсэмэска. Ты спала, я думал, вдруг что-то важное. Получилось нехорошо. Я удалил одно сообщение. Конечно, было бы разумней соврать, что я сделал это случайно.
– Что за сообщение?
– Сейчас скажу. То есть сначала я должен спросить. Кто такой Нолик?
– Старый школьный друг. Это его ты стер?
– Да.
– Зачем?
– Он написал, что любит тебя, постоянно о тебе думает. Он написал, а я удалил. И тебе ничего не сказал.
– Почему?
– Потому! Ладно, извини. Я очень раскаиваюсь. Ты можешь ему ответить завтра утром. Он, наверное, очень ждет.
– Ничего он не ждет. Он потом прислал еще три эсэмэски, в том же роде, и я ему давно ответила.
– Что? Конечно, это меня не касается, но все-таки, что ты ему ответила?
– Я ответила, что тоже его люблю.
– И давно?
– С четвертого класса.
– Ну, тогда я вас обоих поздравляю.
– С чем?
– С большим и прекрасным взаимным чувством. Прости, последний нескромный вопрос. Почему же вы в таком случае с этим Ноликом не поженились?
– Потому, что я его не люблю.
Дима встал с дивана, босиком прошел в прихожую, достал сигареты из кармана куртки, вернулся, закурил. Свет в спальне все так же горел, и было тихо.
– Соня, расскажи, кого ты любишь? – спросил он шепотом.