Небом крещенные
Шрифт:
Руководитель полетов, услышав его запрос, повернулся к Булгакову.
— Чего ему? Заблудился небось? — снисходительно улыбнулся Булгаков.
— Похоже, что-то у него забарахлило. Просит посадку.
— Прими, конечно.
РП поднес к губам микрофон:
— Борт, борт… Посадку разрешаю.
Крутнувшись над аэродромом, "ячок" тут же и плюхнулся. Пробежал по-птичьи несколько десятков метров.
— Подскажи, чтобы тормозной парашют выпустил! — воскликнул Булгаков и басовито рассмеялся.
Однако встал, пошел
Задрав нос, воробьем сидел около бетонки самолетик. Никаких звезд на нем, трафаретная белая надпись — "Аэрофлот". Булгаков, командир части, идет к нему неторопливо, а прилетевший пилот хотя бы с места стронулся. Еще издали Булгаков пристально и с удивлением вглядывался в него: что за фигура такая?
Пилот стоял в одной рубашке с расслабленным узлом галстука. Он усмехался, показывая при этом целый ряд металлических зубов.
"Костя Розинский?.. — пронеслось в голове Булгакова. — Если это тот самый Костя, "азиат", однокашник, то почему он выглядит стариком?"
Видно, на лице Булгакова было выписано недоумение, когда он приблизился, потому что пилот сказал:
— Ты сделался таким начальством, Булгак, что даже своих не узнаешь.
Они обнялись. Наждачно жесткая Костина щетина тернула Булгакова по лицу. От Кости пахло бензином и рабочим потом. Вблизи глаза его смотрели устало-устало, но по-прежнему насмешливо.
— Я давно знаю, что ты здесь, — сказал Константин. — А сегодня иду спецрейсом, дай, думаю, загляну. Договорился с диспетчером — он у нас мужик с душой — и подсел. Имею сорок минут времени.
Розинский озабоченно посмотрел на часы. Выходило так, что все зависит от его свободного времени, а занятость командира полка при этом вопросе не учитывается. Булгакова немного задело, но он промолчал.
Стали вспоминать, кто где. Булгаков рассказал о Богданове, Бровко, больше и подробнее — о Вадиме Зосимове. Кстати, подполковник Зосимов недавно тоже переведен сюда инспектором техники пилотирования.
— В штабе служит. Примерно в такой же зоне, как наша, только в другом месте, — пояснил Булгаков.
Константин жевал металлическими зубами мундштук папиросы. Его худое конопатое лицо все было изрезано нервными морщинами.
— Вы так и бродите с Зосимовым напару: на Восток вместе, на Кавказ вместе — вот неразлучные.
— На Востоке мы давно с ним расстались. Я в академию уехал еще в пятьдесят втором. Но с Востока летчики почему-то, как правило, попадают на Кавказ. Не в Сочи, разумеется, а вот в такие места, — Булгаков окинул взглядом степь. — Ну и Вадим Федорович сюда, значит…
— Вот друзья, водой не разольешь, — повторил Константин и добавил многозначительно: — От того, что вы с Зо-симовым все время вдвоем, не только вам самим польза, а и вообще…
Взлетающий, дико ревущий истребитель заглушил их беседу. Оба повернули головы, посмотрели вслед уходящему в небо
— Может, желаешь в кабине посидеть? На земле… — спросил Булгаков.
Константин отрицательно замотал головой:
— Да, понимаешь, некогда…
В кабине сверхзвукового истребителя Константину посидеть очень хотелось, но он сознательно лишил себя этого удовольствия, дабы не бередить старые раны.
— Приезжай как-нибудь ко мне домой, Булгак. Посидим, по чарке выпьем. А то у тебя тут все запрещено.
— Да ничего…
— Приезжай ко мне, Булгак.
— Спасибо. — Ответ Валентина прозвучал суховато. Дружески-фамильярное обращение "Булгак" пощипывало его самолюбие.
Уже садясь в кабину своего "лимузина", Розинский вдруг переменил тон. Спросил серьезно:
— Давно командуешь?
— Три года, — ответил Булгаков.
— Полковничью папаху ждешь?
— Теперь жарко, зачем она? А вообще представлен к званию полковника.
Розинский кивнул понимающе и уважительно.
XVIII
По этой трассе — давно знакомой воздушной тропе — Розинский мог лететь с закрытыми глазами, он отмерил ее на своем ЯКе сотни, тысячи раз туда и обратно. Трудолюбиво тарахтит моторчик, высота двести метров, скорость сто сорок километров в час… Выше, неизмеримо выше выткал белую нить своего курса истребитель. Может быть, Булгаков полетел, может, кто другой из его части. Вряд ли заметит реактивщик скользящий над землей маленький зеленый ЯК-12, а если и заметит, то посмотрит на него, как на майского жука…
Могла бы и Костина жизнь сложиться иначе, если бы не тот роковой вылет, когда его сбили. Он подорвал тогда свое здоровье, потерял частицу острого птичьего зрения. Но теперь Константин с высоты своего птичьего полета никому не завидует: ЯК-12 тоже хорошая машина, только другого назначения. Константин летает, а это для него главное, это для него все.
Встреча с Булгаковым, конечно, взволновала, разбудила воспоминания.
Что было делать ему тогда, отвергнутому авиацией?
Наниматься на какую-то обыкновенную, земную работу? Нет, на это человек с душой летчика не мог пойти.
Нужда, однако, заставила.
Работал физруком в школе, экспедитором на базе, даже каким-то заведующим. Жена устроилась на работу. Жизнь постепенно налаживалась.
Так прошло четыре года.
Летом сорок девятого Костя лопал по командировке в Минск. Встретил одного знакомого летчика — на фронте тот был командиром звена в братском полку.
— Здорово, азиат!
— Привет!
— По кружке пива ради встречи?
— Не повредит.
У ларька толпились мужчины, на пустых бочках стояли янтарные с пенистыми шапками кружки.