Нечисть Северного леса
Шрифт:
Во-вторых, хоть и полно дураков на белом свете, но таких, чтобы в запретные места по своей воле лезть, всего-то трое было. Сам Пахом по юности. Да названый брат Илья. Не опытны тогда еще были. Молодые дуболомы, только-только к серьезному обучению у волхвов допущенные. Третьим же был некий странствующий чародей, уж больно прыткий да ушлый. Все тайную силу Северного леса покорить хотел, да временами себя полубогом именовал. Вот и взялись Илья и Пахом его сопровождать, для спокойствия. Только тайком сопровождали, неявно. А вдруг накуролесит чего? Не доверяли они человеку, который
И недаром не доверяли. Ибо чародей тот начал в барьере защитном дыру пробивать. Для чего? Видать, не мог просто так, как обычный человек, на ту сторону попасть. Мешала ему защита. А может, просто вредительствовал. Как бы то ни было, остановить чародея надо было: пробей дыру в барьере – начнет всякая гадость проникать да люд честной изводить. Бед не оберешься. Не успели тогда остановить, прошел чародей сквозь пробитый барьер. И Пахом с побратимом следом направились. Спустя какое-то время чародея потеряли, сами заблудились, да едва в живых остались. Вернулись уже совершенно другими людьми. Но все-таки вернулись. Чародей же вовсе сгинул без вести. Слишком далеко забрел, видимо. Да слишком на "полубожественность" свою мнмую понадеялся. Барьер потом, конечно же, заделали, залатали.
Ну, а в-третьих… Что такое могло произойти два месяца назад, что слабоумных, через барьер начавших лезть, сильно поприбавилось? Хотел Пахом вопрос этот вслух задать, но передумал. Поинтересовался:
– А теперь?
– А теперь не только в лесу. Повадилось Мурло на село нападать. Все окраины опустели, люди за ограду перебрались. Это те, кто выжил. Им повезло. А тем, кому не повезло… от них мало что осталось. Если и осталось, то смотреть тошно. Кого сожрет, кого на куски порвет, а внутренности раскидает… Мурло, одним словом.
– Значит, ради забавы нападает. – Подытожил Пахом. На душе становилось все поганее. Нечисть напала на дом родной, пока его тут не было. И не просто так. Обычная злая тварь, как бы ни страшна и нечиста не была, поселится где-нибудь в глуши, нападет пару-тройку раз, да потом успокоится, наохотившись да нажравшись. Или отомстив, как, к примеру, у оборотней. порой происходит. Но бывают и другие. Те, что без необходимости губят, потрошат, убивают и истребляют. Просто так, по прихоти. Эти гораздо опаснее и страшнее.
– Забава, не забава… А только сейчас, как опустели окраины и в лес никто не ходит, вконец обнаглело Мурло. Жертвы требует.
– Как это требует? – удивился Пахом. Но удивление было мимолетным. Если тварь убивает ради забавы, значит, имеет разум далеко не примитивный. Это ясно. Не пища ей требуется, а просто развлечение, жертва, плоть и кровь. Но вот чтобы прямо требовать жертвы… Это не просто разумная нечисть. Кое-что посерьёзнее.
– А вот так. Как-то раз собрались наши молодые балбесы идти Мурло бить. А с ними… – кузнец замолк, голос его дрогнул, задохнулся. Он отвел глаза. – Степан…
С минуту он не мог больше говорить. Уставился в пол хмуро, пытаясь взять себя в руки. В углу шевельнулся младший сын кузнеца, так и стоявший там, слушавший. Плотно сжатые губы. Глаза, полные боли
– Старший мой… – выдавил кузнец. – Степка… Поперся с недоумками этими…
Степана Пахом помнил хорошо. Старший сын кузнеца – толковый малый, силой и умом не обиженный. Однако, пошёл на глупость несусветную. На Мурло не ватагой решительных парней идти надо, нет! А отрядом хорошо обученных и вооружённых воинов, прожженных в боях, знающих, как с нечистью бороться, желательно имевших дело с тварями потусторонними. И не одним отрядом.
Тягостное молчание повисло надолго. Торопить с рассказом не имело смысла.
– Пойти-то пошли, – возобновил рассказ кузнец, но было видно, что давалось ему это с неимоверным трудом. – Да по дороге одумались. Обратно повернули. Все, кроме Степана…
Снова надрывное, тягостное молчание. Потом кузнец продолжил опять:
– Нашли мы Степку. Израненный весь. Полуживой. Уж думали, что не в своем уме. Седой весь… Понимаешь, друг Пахом? Двадцатый год парню, а седой весь. И бред несет…
У Пахома отлегло на сердце. Живой, значит, Степка. Не потерял кузнец сына. Но где же он тогда? Ладно, это потом.
– Что он говорил? – уточнил Пахом. Сейчас это было важно. Мурло не просто разумное. Это существо на порядок выше обычной нечисти, действующей в большинстве случаев по инстинктам. Наделено развитым сознанием и волей. Давно такие не встречались, если не считать оборотней. Правда, и среди оборотней те, кто в обличие чудища разум сохраняет, редкость огромная.
– Говорит, – продолжал кузнец, – Мурло жертву требует. Степку не погубило, отпустило пока. Чтобы передал его волю другим. Раз в семь дней в полночь, в лесу на поляне, жертву ему оставлять. Человека живого… Тогда, говорит, Мурло не тронет никого на селе… Мы не поверили тогда. В бреду Степка мой был. Околесицу всякую нес. С трудом мы его поняли. Не поверили, пока Мурло в самом деле не покуролесило. Прямо в домах людей семьями убивало.
Сжал Пахом кулаки. До хруста сжал.
– Поймать-убить пробовали?
– Пробовали. Да куда там… четыре раза самые сильные и храбрые шли на Мурло. В лесу изловить пытались, ловушки ставили, охотились, в открытую бить ходили. Только полегли понапрасну… Не сдюжили. Никто не вернулся. Силен, гад.
– Кто ходил?
– Мстислав, воевода, три отряда посылал. Матерые, отборные воины. Все сгинули. С четвертым отрядом сам Мстислав пошел…
Пахом кивнул. Молча. Печально это. Нет Мстислава больше. Как и многих других хороших людей, которым бы жить да жить, если б не Мурло это… А еще, считай, всех воинов потеряли.
– Пришлые были? Наемные? – уточнил Пахом.
– Были. Случайно залетали вояки да охотники. Кто почестнее, тот, видать, в бою с Мурлом голову сложил. А кто не столько честный, сколько умный, тот наверняка деру дал. С тех пор, как последний наемник не вернулся, надеяться стало не на кого. Вот и приходится… на грех идти… Мурлу жертвы подавать… чтоб не бесчинствовало…
Снова молчание. Тяжкое, давящее.
– Волхвы что говорят? – глухо, наконец, выдавил Пахом.
– Да ничего… нету волхвов. Погибли. Или ушли…