Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки
Шрифт:
У президента были странные, серьезные и вместе с тем иронически-шутливые отношения с охраной.
Разумеется, он хотел быть уверен в том, что его надежно охраняют. Здравый смысл подсказывал Рузвельту, что и в дни кризиса и особенно в военное время, когда в США было немало немецких и японских агентов, попытки покушения на президента США более чем вероятны. Вместе с тем он любил скрываться от своей охраны, водить ее за нос, не допускать, чтобы за ним постоянно следили.
Рузвельт знал, что в Уорм-Спрингз, в отдалении и от Белого дома и от Хайд-Парка, он сумеет увидеться с Люси…
На какие только уловки не пускался он все эти годы, чтобы хоть на час, хоть на несколько минут встретиться с женщиной, которую любил и которая
Да, обо всем этом знали, не могли не знать секретари Рузвельта, люди, которые его непосредственно окружали. Более широкий круг людей жадно ловил слухи. Никто из тех, кто знал правду, никогда не открыл бы ее постороннему человеку. Не потому, что за это можно было лишиться должности или подвергнуться наказанию. Люди из ближайшего окружения Рузвельта преклонялись перед страстной любовью могучего инвалида к этой привлекательной женщине с живыми, веселыми глазами, которые как бы зажигались изнутри, когда она смотрела на президента…
…Рузвельт распорядился, чтобы его отъезд в Уорм-Спрингз содержался в тайне. По политическим соображениям. Накануне отъезда день в Белом доме прошел как обычно. Рузвельт приказал камердинеру разбудить его утром точно в восемь часов тридцать минут. Исполнив приказание, камердинер принес президенту утренние газеты. Президент просмотрел их, потом позавтракал в постели. Затем, все еще в постели, он подумал о том, как не хватает ему Гарри Гопкинса самого близкого его советника по политическим вопросам. Рузвельт знал, что многие не любят Гопкинса. После того, как Гарри в самом начале войны побывал в Кремле, антисоветски настроенные представители большого бизнеса называли его «серым кардиналом», оказывающим магическое влияние на главу государства. Когда наиболее реакционные круги Соединенных Штатов травили Рузвельта, они не забывали вылить ушат помоев и на Гопкинса.
Рузвельт не знал, что ему уже никогда не придется увидеть своего ближайшего друга — Гопкинс лежал в больнице и пережил президента меньше чем на год.
Потом президенту помогли встать, надеть пижаму, перенесли в коляску. Парикмахер побрил его. Рузвельт принял ванну. Затем его уложили на длинный узкий стол. Массажист Фокс сделал президенту массаж, потом включил висевшую над столом лампу. Рузвельт три минуты пролежал под ультрафиолетовыми лучами, покуривая и при этом иронически поглядывая на своего личного врача. Росс Макинтайр уже давно настаивал, чтобы президент отказался от курения или по крайней мере резко сократил его. Рузвельт был не в состоянии сделать ни то, ни другое, но зато он решил последовать советам Макинтайра и наконец отдохнуть.
— Вы меня убедили, док, — с наигранным сожалением сказал он врачу. — Мне действительно необходим отдых. Для этого надо уехать из Вашингтона. Короче говоря, я отправляюсь в Уорм-Спрингз.
…Когда Рузвельт ехал по железной дороге, блокировались все разъезды. Когда выступал в каком-нибудь клубе — все ведущие к нему уличные или шоссейные дороги. Это не вязалось с тем представлением о характере Рузвельта, которое выработали простые американцы, считавшие президента открытым, лишенным подозрительности, жизнерадостным человеком.
Постороннему наблюдателю, если бы он мог постоянно видеть Рузвельта, показались бы странными заботы президента о секретности — не той, которая естественна для человека, занимающего высший пост великой державы, а какой-то нарочитой, напоминавшей голливудские приключенческие фильмы или детективные романы; Рузвельт любил читать их перед сном. Секретность стала своего рода хобби президента. Он относился к ней с таким же детским
Кстати, альбомы с марками также были погружены в специальный, особо охраняемый вагон в президентском поезде вместе с важными документами и еще не прочитанной почтой. В Уорм-Спрингз президент предполагал не только отдыхать, купаться в горячих источниках, совершать автомобильные прогулки по живописным окрестностям, не только рассматривать свои любимые марки, но и работать. Президент верил, что в Уорм-Спрингз он сразу обретет былую работоспособность. Правда, его несколько раздражала необходимость позировать Шуматовой. Решив ехать в Уорм-Спрингз, он, однако, дал знать Люси, что ждет художницу в «Маленьком Белом доме».
При мысли о Люси раздражение тотчас сменялось радостью. Приезд Шуматовой был прекрасным поводом для того, чтобы Люси появилась в Уорм-Спрингз. Находясь в Белом доме, он редко виделся с ней — только в тех случаях, когда Элеонора уезжала. О свидании в Хайд-Парке нечего было и думать. Имя Люси не упоминалось в доме Рузвельта после того, как Элеонора случайно обнаружила в спальне мужа пачку писем от Люси — как давно это было! — и после ссоры, которая едва не закончилась разводом.
Можно ли назвать отношения Рузвельта и Люси Мерсер, служившей когда-то личным секретарем жены президента, просто «романом». Может быть, это было бы уместно тридцать лет назад, когда молодой, здоровый помощник военно-морского министра Рузвельт стал ухаживать за Люси. Они виделись тайно. Иногда катались на яхте по Потомаку. В этих случаях близкий друг будущего президента, английский дипломат Найджел Лоу играл роль кавалера Люси, а Рузвельт делал вид, что организует речные путешествия специально для них. Но когда Элеонора нашла письма Люси, уход мисс Мерсер из Хайд-Парка стал неизбежным.
А потом?.. Потом одинокая молодая женщина поступила гувернанткой в дом богатого старика Уинтропа Разерферда. А затем… Затем долго болевшая жена Разерферда умерла, и Люси стала миссис Разерферд.
Прочтя в газетах об этом браке, Элеонора с удовлетворением написала своей свекрови: «Вы читали, что Люси Мерсер вышла замуж за старого Уинти?»
Казалось, этот брак покончил со всеми подозрениями Элеоноры, тем более что вскоре после него страшная и, как оказалось, неизлечимая болезнь лишила Рузвельта способности самостоятельно передвигаться. И все же Рузвельту и Люси время от времени удавалось встречаться. Иногда президент наносил, так сказать, светский визит в поместье Разерфердов (по иронии судьбы оно называлось «Транкуилити» — «Спокойствие»…). Не сводя глаз с Люси, Рузвельт разговаривал о разных пустяках с ее мужем…
Знала ли об этих визитах Элеонора? Трудно сказать. Может быть, после того, как муж заболел, ее беспокойство улеглось.
Продолжала ли жена инвалида по-прежнему любить его? Очевидно, да. Но в соответствии со своим характером. Элеонора Рузвельт была энергичной и властной женщиной. Любовь ее к мужу определялась прежде всего уверенностью, что она нужна Рузвельту не только как человеку, но и как президенту. Она действительно делала все, что было в ее силах, чтобы помочь мужу выполнять его нелегкие обязанности.
Не надеясь на секретарей, она регулярно читала газеты и журналы, чтобы обратить внимание президента на ту или иную статью. Перед официальными обедами в Белом доме Элеонора всегда участвовала в составлении списка приглашенных, собирала подробную информацию о каждом из них и заблаговременно сообщала ее мужу. Под салфеткой у прибора Рузвельта всегда лежал написанный рукой Элеоноры перечень гостей с короткой, иногда состоявшей из двух-трех слов характеристикой каждого. Президенту ничего не стоило, незаметно взглянув на эту «шпаргалку», обратиться к человеку, которого он видел первый раз в жизни, с любезным вопросом: «Как дела на ваших заводах, мой дорогой мистер Хэммонд?», «Как успехи вашего сына в Гарварде, мой дорогой Чарльз?»…