Нэпман 10. Финал

Тыналин Алим

Местные жители держались настороженно, но с каждой минутой атмосфера становилась более доверительной. Они видели в нас освободителей, несущих избавление от японского гнета.

Пожилой крестьянин с иссеченным шрамами лицом рассказал через переводчика историю, которая врезалась мне в память:

— В прошлом году японцы заподозрили нашу деревню в помощи партизанам. Они согнали всех жителей на площадь и заставили смотреть, как пытают нашего старосту. Они отрезали ему пальцы один за другим, требуя выдать имена партизан. Он не сказал ни

слова, и тогда они обезглавили его перед всеми. Затем сожгли половину домов и ушли, забрав весь рис и скот.

Его глаза горели неугасимой ненавистью. Такие люди никогда не смирятся с оккупацией, они будут сопротивляться до последнего вздоха.

Хэ Лун, услышав эту историю, сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели:

— Вот почему мы сражаемся. Не только за землю или ресурсы, но за само право нашего народа жить с достоинством.

К полудню зной стал почти невыносимым. Местные жители вернулись в свою деревню, обещав прислать связных при появлении японцев в районе.

В штабе собрались командиры для уточнения плана дальнейших действий. Новая информация, полученная от местных жителей, позволила внести коррективы в маршрут движения.

— Этой тропой пользуются только контрабандисты, — показал Хэ Лун на карте. — Она обходит все японские посты и выводит прямо к северным отрогам Дацинского хребта. Оттуда до нефтяных месторождений менее двадцати километров.

Сопкин задумчиво потер подбородок:

— Тропа выдержит тридцатитонные танки?

— Придется расширить некоторые участки, — ответил Хэ Лун. — Но старик сказал, что там твердый грунт, даже в сезон дождей проходимый для тяжелых повозок.

Я изучал карту:

— Это меняет расчеты времени. Если используем эту тропу, то можем выйти к исходным позициям для атаки на шесть часов раньше запланированного.

— И застать японцев врасплох, — добавил Окунев. — Они не ожидают удара с севера, тем более по неизвестной им тропе.

— Решено, — я отложил карандаш. — Выступаем в двадцать ноль-ноль. С наступлением темноты двигаемся по новому маршруту. К рассвету должны выйти на исходные позиции.

Остаток дня прошел в подготовке к предстоящему броску. Проверяли технику, заправляли танки горючим, распределяли боеприпасы, отрабатывали взаимодействие между подразделениями.

Под вечер пришло сообщение от разведчиков Хэ Луна. Японцы усилили гарнизон в Дацине дополнительной ротой пехоты и несколькими легкими танками. Однако основные силы по-прежнему концентрировались вдоль железной дороги, готовясь к провокации для оправдания полномасштабного вторжения.

Я вышел на окраину деревни. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багряные тона. Пыльная дорога тянулась на восток.

Сопкин присоединился ко мне, прервав раздумья:

— Люди отдохнули, техника в порядке. Будем готовы к выступлению в двадцать ноль-ноль, как приказано.

— Что с «Катюшами»? — спросил я.

— Овсянников доложил полную готовность. Батареи заряжены, установки

проверены. Расчеты провели дополнительную подготовку.

Я кивнул, мысленно перебирая этапы предстоящей операции. Внезапный танковый прорыв, поддержанный реактивной артиллерией, должен ошеломить японцев, не ожидающих нападения с севера. Пока они опомнятся, мы успеем захватить нефтяные месторождения и создать линию обороны. А китайские партизаны, атакующие с юга, отвлекут внимание противника и создадут впечатление масштабного восстания местного населения.

— Вам не кажется странным, товарищ Краснов, — внезапно спросил Сопкин, — что японцы, имея разведку и агентуру, до сих пор не обнаружили наше выдвижение?

Вопрос был уместным и требовал серьезного размышления.

— Возможно, дело в неожиданности направления, — ответил я. — Они ждут нас с запада, вдоль основных дорог и железнодорожных линий. Северное направление считается непроходимым для тяжелой техники.

— Все равно настораживает, — Сопкин нахмурился. — Утроим бдительность на ночном переходе. И проверим проводников перед выдвижением.

Я согласился с этими мерами предосторожности. В такой операции нельзя исключать предательства или утечки информации.

К нам присоединился Хэ Лун, только что вернувшийся от своих разведчиков.

— Путь проверен, — сообщил он. — Тропа расчищена, в узких местах вырублены деревья для прохода техники. На всем маршруте стоят мои люди, предупредят о любой опасности.

— Что с деревней Цинхуа? — спросил я, вспомнив название населенного пункта, через который нам предстояло пройти. — Там есть японский гарнизон?

— Был небольшой пост, десять солдат, — ответил Хэ Лун с мрачной улыбкой. — Больше нет. Мои люди позаботились.

Я предпочел не спрашивать о деталях. Так же, как и о том, доставил ли он захваченных пленных патрульных в лагерь.

Партизанская война жестока, и методы Хэ Луна, возможно, не всегда соответствовали Женевской конвенции. Но в данной ситуации главным было достижение цели.

С наступлением темноты деревня Лунхуа словно вымерла. Ни огонька, ни звука.

Танки и грузовики, весь день прятавшиеся под маскировочными сетями, один за другим выдвигались на исходные позиции. Командиры подразделений проверяли готовность личного состава.

Я обошел колонну, лично убеждаясь в готовности. Солдаты выглядели сосредоточенными, но спокойными.

Овсянников, проверявший «Катюши», доложил о полной готовности.

В двадцать ноль-ноль я отдал приказ о выступлении. Колонна тронулась в путь, двигаясь по узкой тропе в глубине маньчжурских лесов. Впереди шли проводники из отряда Хэ Луна, указывая дорогу. За ними головной дозор из бронеавтомобилей, затем основные силы танкового батальона, артиллерия, пехота на грузовиках.

Штабная машина двигалась в середине колонны, позволяя мне контролировать как авангард, так и арьергард. Несколько раз мы проверили состояние дороги.