Непогасшее солнце

Энн Княгинина

– Я сам кровь плохо переношу, – я надувал щёки и выдыхал воздух.

Алиса не могла справиться с какими-то демонами, и я тоже.

Её прошлое задевает её мозг, а моё – моё тело: чистоту я полюбил, как отца посадили. Ненавижу опоздания, потому что батя приходил с работы позже, из-за того, что в это время был с теми девушками, его жертвами. Укачивает меня из-за матери, которая хотела прыгнуть под автобус, в котором ехал я. Скорее это было не укачивание, а защитная реакция мозга.

– Почему?

Девушка поглядывала на дверь,

в ожидании подруги или медсстры.

– На это свои причины. Позвони, как Алиса придёт в себя, – я продиктовал ей свой мобильный номер. Она внесла номер в свой телефон, и подписала мой контакт «Барашек».

Я с детства терпел эту кличку, мне уже абсолютно всё равно. Вьющиеся волосы – это не проклятье, а дар, что они достались от матери, а не от Константина, у которого были тёмные и очень густые волосы.

Я вошёл в своей номер, и проверил свой телефон. Несколько звонков от матери меня встревожили, но я дал себе слово, что смогу отделиться от неё. Я поддерживал маму долгое время, терпел выплески злобы и истерик. Она не хотела принимать мою поддержку, она мечтала о смерти.

Включил кондиционер и встал под прохладную струю воздуха. Не люблю жару.

Тело горело, я пытался остудить его, но жар шёл не из-за высокой температуры, а изнутри меня.

Шрам солнца… Алиса сделала себе его сама, или… почему так страшно впускать мысли об отце и его стишке без рифмы?

Солнце не хочет светить мне в глаза.

Оно гаснет, когда я становлюсь их заразой.

Мои маленькие солнышки, как молодые девочки.

Я оставлю их про запас.

Я пошёл на балкон и лёг на лежак, стоящий прям посередине широкого, открытого балкона.

Отсюда я мог видеть бассейн в виде дельфина, и кусочек дороги, по которой редко проезжали автомобили. Я, наконец-то, смог почувствовать комфорт, а в оставленной жизни, я ощущал лишь злобу.

Я всегда любил отца, он был для меня всем. Константин учил меня ездить на велосипеде. Включал ужастики, пока мама не видела. Доставал для меня чипсы с верхней полки, а самое главное, он был моим самым близким человеком, моим любимым папой. И как этот человек мог оказаться маньяком-насильником?

Глава 3

Алиса

***

– Не реви, скажи своё имя, – он не кричит, пытается говорить мягче, но его голос хрипит, и моё тело бьётся в ледяной дрожи.

Последнее, что я помню – это крупный кулак, летящий мне в голову. В висках непрекращающаяся боль, она изнуряет меня, но из-за панического страха я понемногу перестаю её ощущать.

Не могу выдавить из себя ни слова, из-за рта выходят громкие всхлипы. Перед глазами плывёт, я не могу рассмотреть, где нахожусь. Не могу двигать ни руками, ни ногами, я стараюсь, но толстая верёвка стирает кожу запястий и щиколоток. Слышу тиканье часов, карканье ворон и неистовое биение сердца.

Я дышу

так часто и так тяжело, что не могу держать голову, она словно сама по себе болтается на шее.

Пахнет сыростью, я чувствую себя в болоте. По щекам текут слёзы, я не могу стереть их, я тону в своих слюнях, слезах, и криках о помощи, когда начинаю осознавать, что заперта здесь с каким-то мужиком.

– Солнышко не может так кричать, у него нет рта.

Психопат передвинулся к моему лицу, через мутную пелену на глазах я пытаюсь рассмотреть мужчину, но у моих глаз оказываются его мозолистые ладони, принимающиеся давить мне на глазные яблоки, вдавливать их в череп всё безумнее.

– Отпусти, – я ору в пустоту, ясно слыша только своё отчаянное эхо.

От боли немело всё лицо, я постепенно начинала чувствовать глазные яблоки прямо у себя в голове, бьющиеся об мозг. Но сумасшедший вдруг убирает руки, и я понимаю, что глаза никуда не делись, но я не вижу ничего, кроме тьмы. Я ослепла?

– Дрянь, – щека взрывается в резкой боли.

Боясь лишиться зрения, я вырывалась, калеча не только себя, но и маньяка. Я билась головой об стену, дубасила завязанными руками по мягкому животу мужчины. Дрыгала ногами, стараясь врезать ему коленом по выпирающему кадыку, за это и получила пощёчину, почти не ощущаемым ударом из-за головокружения и оглушающей острой боли в глазах.

– Тогда я буду называть тебя солнышком, ты ведь так ярко светишь, а внутри тебя также тепло?

В глазах появляется свет, и становится очень тепло.

– Она пришла в себя, – я слышу крик Риты и вижу капельницу рядом с собой.

Я опять побывала в бездне.

– Зачем это? – я киваю на капельницу и на свою руку с шприцом в вене.

– Обычные витаминки.

Подруги помогли мне встать, когда со мной закончили все нужные процедуры.

Мизинец забинтован, и я кое-как втиснула ногу в тапочку.

Хромая, постанывая, но я всё-таки уговорила Риту и Валерию пустить меня к Никите, к которому пришлось ещё и подниматься. Подруги рассказали, что он схватил меня на руки и принёс в медпункт, а ещё он подарил мне свою кепку.

Валерия вынесла мне упаковку шоколадных конфет из номера, и я понесла их парню.

Отключилась вовсе не от боли, а оттого, что в это время, светлые карие глаза показались прямо передо мной. Я испугалась, что он захочет закрыть мне рот за крики.

Постучала в дверь, но совсем легонько прислоняя кулак к двери в номер Никиты. Парень не сразу открыл, и я уже готова была сбежать, ну, как сбежать, медленно поплестись к лестнице.

– Привет, – Никита распахнул дверь, и я отвернула взгляд от его голого торса.

Он посмотрел на мой забинтованный палец.

– Болит?

– Уже не так.

Не поднимая взгляда, я протягиваю ему упаковку конфет. Он в недоумение смотрит на мои руки.

– Мне сказали, что ты принёс меня в медпункт. В знак благодарности я принесла тебе конфеты.

– Сама их съешь, тебе нужнее. И вот что: я не люблю шоколад, – когда он рассмеялся, я подняла на него взгляд, и всё-таки смогла натянуть улыбку.