Непремеримость
Шрифт:
– Адъютанта "Казбека"?
– Да.
– "Казбек" - это Сладкопевцев?
– Он же в борьбе. Я не вправе открывать псевдонимы тех, кто продолжает бой с самодержавием.
– Простите.
Бурцев начал ловко лавировать между кипами газет по-петушиному забросив руки за голову чудом сидевшую на тоненькой шее остановился перед Рыдзом нагнулся к нему спросил:
– Ну хорошо допустим я встретился с вашим человеком анонимно. Он дал мне новую информацию, которая понудит ЦК социалистов-революционеров хоть как-то откликнуться на новые улики. Но ведь тогда
– Давайте начнем а? За это время я снесусь с моими товарищами.
– Что ж попробуем.
– У меня кстати есть внешний портрет того полицейского чина который встречался с Азефом. Это была не случайная встреча он его в извозчике ждал в экипаже.
– Послушаем, - откликнулся Бурцев.– Давайте-ка портрет.
– Глаза стальные с прищуром веки припухлые усы чуть правленные вниз, нос прямой лоб высокий выражение лица сосредоточенное особых примет нет крепкого телосложения, довольно широкоплеч рост высокий по здешним меркам под метр восемьдесят пять, с аршинами я путаюсь.
– Хм. После девятьсот пятого года новые начальники департамента и охраны не очень-то позволяют печатать свои фотографические портреты. На Виссарионова не похож на Комиссарова тоже.
– Кто из чинов полиции был на процессе депутатов первой Думы?
– Информация не поступала но кто-то был вокруг здания кишели филеры, ждали кого-то.
– Не Герасимова?
– У меня есть только одна его фотография Давняя когда он в начале девяностых годов служил адъютантом при Самарском жандармском управлении. Усы у него были стрельчатые, бородка клинышком, волос кучерявый, шатен, весьма привлекателен...
Поднявшись, Рыдз сказал?
– Человек, который к вам придет, живет под чужим именем. Его зовут Федор Мокеевич. Это псевдоним. Когда соблаговолите его принять?
– Давайте завтра, часов в девять, я птица ранняя.
– Ему далеко добираться, живет в пригороде. Если разрешите, он будет в одиннадцать тридцать.
О "пригороде" сказал неспроста; Владимир Львович человек увлекающийся, Монмартр в Париже один, а пригородов много, страховка не помешает.
3
– Владимир Львович?– осведомился Турчанинов, разглядывая Бурцева.
– Именно так. С кем имею честь"?
– Я Федор Мокеевич.
– Кто?
– Вчера вам говорили обо мне. Вы назначили встречу на одиннадцать тридцать.
Бурцев посторонился, пропуская гостя в квартиру.
– Да, да, верно. Прошу.
Вчера вечером Турчанинов спустился квартирою ниже, там жили две проститутки, Мадлен и Мари (перекрытия потолка слабенькие, все слышно, гостей у девушек не было), попросил утюг с угольями Мадлен вызвалась погладить ему пиджак и брюки "Я же работала прачкой, все сделаю вмиг". Турчанинов поблагодарил, ответив, что стеснен в средствах, лучше уж сам. "С соседей не берем, - расхохоталась Мари, - даже за любовь не берем с соседей" Поэтому к Бурцеву пришел выутюженный, в свежей сорочке и галстуке, военная косточка, привычка - вторая натура.
– Нуте-с, Федор Мокеевич, с чем пожаловали?
Турчанинов
– С головою, Владимир Львович. В коей есть информация, которая может помочь вашей борьбе с провокацией.
– Ага. Ну, что ж Вы с Бакаем и Меньшиковым знакомы?
– Шапочно. Они были в Петербурге, а я служил в Привисленском крае.
– Вы в розыскных списках девятьсот седьмого года?
– Да.
– Так что ж вы и ваши польские друзья от меня конспирируете, милостивый государь?! Вы Андрей Егорович Турчанинов, адъютант при бывшем начальнике варшавской охраны полковнике Глазове, а затем какое-то время при Попове, до того, как он был казнен. Из привисленских только один вы и значитесь в списках.
Турчанинов вздохнул.
– Ну, и слава богу... Сразу легче стало с вами говорить.
– К ликвидации Попова имеете отношение?
– Да.
– Чем вам это грозит?
– Если докажут, - расстрелом.
– Тогда вернемся к Федору Мокеевичу, дело нешуточное... Скажите, пожалуйста, как вы относитесь к тем материалам, которые мне передали Бакай и Меньшиков?
– Положительно. Вы базировались на их показаниях, когда разоблачили Жуженко?
– На их тоже.
– А показания об Азефе они вам давали?
– Да.
– У нас в варшавской охран...ке... об Азефе вообще ничего не было известною
– Это и понятно... Агент такого уровня действует под руководством непосредственно главного шефа. В России никогда тайн не было, на язык горазды.
– Потому что никогда не было свободной печати.
Бурцев удивился:
– Не вижу связи...
– Прямая связь, - возразил Турчанинов.– Поскольку все везде закрыто, люди стремятся утвердить себя причастностью к секретам - проявление обычного человеческого самолюбия, форма самовыявления.
– Занятно, - откликнулся Бурцев, оглядев Турчанинова еще раз, глаза его потеплели, прежней настороженности в них не было.– Вы оригинально мыслите. Скажите-ка, а вы с Герасимовым встречались?
– Дважды.
– Где?
– В северной столице. Был командирован за дополнительными материалами по государственной преступнице Розалии Люксембург, когда она была схвачена в Варшаве.
– Опишите-ка мне его, пожалуйста.
– Извольте. Высокого роста, шатен с легкой проседью, усы подбривает, чтобы повторяли форму рта, губы чувственные, полные, нос прямой, особых примет на лице нет. Во время выездов на конспиративные встречи и самоличного наблюдения за интересующими его персонами имитировал хромоту...
– Сходится, - Бурцев даже в ладони хлопнул (пальцы длинные, как у пианиста).– Он хромал и на процессе против социал-демократических депутатов, когда вторую Думу разогнали!
– Меня уполномочили попросить вас, Владимир Львович, если почтете возможным, передать раннюю фотографическую карточку Герасимова, поры его службы в Самаре.
– Передать не передам, а вот сходить в мастерскую портретов мсье Жаклюзо - можем. Если хорошо оплатите, он сделает копию в два дня, работает виртуозно.