Нерон
Шрифт:
— Это ты, матушка? — тихо, почти с досадой спросил Парис.
Юлия неохотно обнаруживала свое глубокое чувство к сыну, но теперь ей было невозможно уйти из комнаты незамеченной.
— Я хотела посмотреть, спокойно ли ты спишь, — заметила она, заставляя себя улыбнуться. — У тебя часто бывает такой тревожный сон. Ты нездоров?
Юноша отрицательно покачал головой и рассеянно спросил, не случилось ли в доме чего-нибудь особенного в его отсутствие. Мать сообщила о письме, присланном ему от Стефана, распорядителя придворных празднеств. Император захотел присутствовать вечером в театре Помпея, чтобы видеть, как танцует Парис в роли Елены.
— Проклятое, гадкое ремесло! — проговорил сквозь зубы раздосадованный
— Почему ты вдруг возненавидел танцы? — спросила Юлия. — Вспомни, как недавно они приводили тебя в восторг.
— В восторг? — с горьким смехом повторил актер. — Ты не можешь себе представить, как мне надоело потешать нелепыми прыжками римскую публику.
— А между тем рукоплескания народа доставляли тебе в прежнее время такое высокое наслаждение. Ты был кумиром, полубогом римлян.
— Кумир, полубог, народ, наслаждение! — с горечью повторял про себя Парис, которым снова овладела мрачная тоска.
— Но ведь ты, во всяком случае, не откажешься танцевать сегодня вечером? — озабоченно спросила мать.
— Клянусь недосягаемым Олимпом, мне хотелось бы исполнить перед бездушной толпой такую пляску, какой еще никогда не видели мои почтенные сограждане… — отрывисто бормотал актер, дико озираясь по сторонам. — Да, такую пляску, чтобы от нее провалился в преисподнюю весь театр и вместе с публикой!..
Удивленная мать пристально посмотрела на юношу, и тот не мог выдержать этого немого укора.
— От тебя зависит, сын мой, прибрести уважение общества, — сказала она дрогнувшим голосом. — Профессия сама по себе не может ни унизить, ни облагородить человека. Оставаясь танцором, ты мог бы нисколько не ронять своей чести перед согражданами и быть вполне достойным человеком.
Она не договорила и хотела уйти. Парис удержал ее за руку.
— Я знаю, как ты хотела докончить свою речь, — заметил он, смущенно улыбаясь. — По-твоему, меня унижает мой образ жизни, а не ремесло публичного плясуна, не так ли?.. Успокойся, матушка, я серьезно намерен исправиться.
Юлия недоверчиво покачала головой, сжимая дрожащие губы.
Взволнованная мать невольно любовалась чертами сына, дышавшими твердой решимостью.
Молодой человек отвернулся к стене, собираясь подкрепить себя сном перед началом представления в амфитеатре. Юлия несколько времени стояла у его изголовья, любовно улыбаясь. Она легко поддавалась радостным надеждам и хотела верить в исправление юноши, хотя он не раз давал слово исправиться, а потом нарушал свои торжественные клятвы.
Юноша проспал до вечера, когда префект охранительной стражи прислал ему сказать, что полиции наконец удалось схватить негодяя, обезобразившего в прошлую ночь статую Париса. Танцор немедленно написал шутливое письмо, прося помиловать арестованного. Этот человек, по его словам был, вероятно, в помрачении рассудка и собирался воевать с богами; но если бы его предупредили, что он метит камнем в статую простого смертного, то бесстрашный герой, наверное, отказался бы, по зрелом размышлении, от такой затеи.
При появлении своем на сцене Парис снова был встречен небывалыми овациями. Зрители приходили в неистовый восторг, без конца аплодируя его грациозным движениям: актер превзошел на этот раз самого себя, поразительно исполняя роль Елены.
IV
Кабинет Париса находился рядом с перистилем. Эта комната представляла уютный уголок, предназначенный для занятий и отдохновения. Роскошные сиденья, перед которыми были разостланы львиные шкуры, стояли вдоль стен; мраморные бюсты смотрели из-за зелени комнатных растений, но обладатель виллы не замечал окружающего комфорта. Сняв с себя верхнюю одежду, он сидел, опираясь локтями на колени и поддерживая руками курчавую голову. Длинные полосы солнечного
— Ну, как же ты находишь мою дикцию на этот раз? — спросил он. Мать приблизилась и взяла его за руку. Ее серьезные черты сложились в легкую улыбку, когда она проговорила с добродушной иронией:
— Неужели ты в самом деле собираешься играть роль Эдипа?
— И ты еще спрашиваешь! Сам император пожелал этого, — ответил сын с оттенком неудовольствия.
Но так как мать обладала большим эстетическим чутьем, и Парис мог вполне положиться на ее вкус, то он несколько встревожился, когда Юлия задумчиво заметила ему:
— Тебе вредит прежде всего наружность: у тебя фигура слишком тонка, а мягкий голос не подходит к личности фиванского царя.
— Неужели внешность играет такую важную роль? — с досадой прервал актер.
— Если хочешь, чтобы я была вполне откровенна, то скажу прямо, что тебе недостает еще и других данных.
Парис посмотрел на мать вопросительно и с оттенком испуга. Он угадывал ее мысль.
— Великий и сильный характер, — продолжала Юлия решительным тоном, — может воспроизвести только тот, у кого есть задатки такой же непреклонной воли, какую мы видим в Эдипе. У тебя недостает душевной твердости.
— Но я могу пополнить то, чего у меня нет, войдя в свою роль при помощи фантазии, — защищался Парис.
Матрона пожала плечами.
— До известной степени это можно, — отвечала она почти сурово: — Но и воображение у тебя не отличается особой силой.
— О матушка! — воскликнул оскорбленный Парис.
— Великое родится только от величия, — заметила Юлия, как будто про себя, — карлик не может родить великана.
Эти слова заставили Париса повесить голову. Крепко сжав губы, он несколько минут молча смотрел в землю и наконец сказал подавленным тоном:
— Ты поступаешь со мною слишком жестоко!
— Прости меня! — мягко возразила Юлия, обнимая сына. — Я не имела в виду огорчить тебя, а только желала указать на недостатки, во избежание неудачи с первых шагов.
Юноша вздрогнул.
— Если бы ты знала, — с горечью начал он после минутной паузы, — как больно слышать такие речи! Они напоминают мне, что я не способен ни на что, кроме дешевого комизма ради потехи публики. Мне давно опротивело мое ремесло: я жажду служить настоящему искусству, изображать великих людей.