Несколько сюрпризов от Принцев
Шрифт:
– Спасибо за помощь, друг мой, - церемонно сказал Фламель.
– Твоя лаборатория тебя заждалась. Не забудь про то, что я тебе говорил.
Выразив надежду, что с остальным лучший зельевар последних шести столетий справится и сам, Северус вышел в коридор. Как оказалось, количество зрителей перед окном уже заметно превысило количество стульев. Когда Северус прошествовал по коридору дальше, с десяток человек пошли за ним.
До «Локи» оставалась всего одна лаборатория, и Северус оглядел ее, интересуясь, кто же стал его соседом. «Идун», - гласила табличка на двери. Помещение для работы с опасными зельями с трудно прогнозируемыми реакциями. Посередине лаборатории был установлен высокий чугунный котел, стол рядом был завален всякой
* * *
Европейский консилиум зельеваров не зря славится по всему миру, в который раз уверился Северус. Лаборатория «Локи» имела все то, что Северус с запасом описал в заказе, и еще немного на всякий случай. Северус с удовольствием убедился в свежести и качестве ингредиентов, удобстве инструментов и предусмотрительности организаторов. Однако, устанавливая над котлом улавливатель, измельчая и раскладывая ингредиенты, подготавливая основу, Северус не проронил ни звука. Если кому-то хочется наблюдать за процессом измельчения рога единорога, то он, Северус, не вправе мешать. Но если этот кто-то нуждается в комментариях к такому простому действу, какого черта он делает на консилиуме зельеваров?
Хотя истинная причина в другом, признался Северус. Все, что он бы сейчас мог сказать, не имеет смысла. Зелье, которое покажет Северус этим обалдуям за стеклом, великолепно, зрелищно и чертовски сложно. И абсолютно бестолково. Очередное усовершенствованное Аконитовое зелье. Возможно, чуть менее горькое и дешевое, но настолько трудное в изготовлении, что делать его для обычных нуждающихся волшебников, а тем более…
Из-за двери послышался шум, донеслись крики.
Нахмурившись, Северус наложил на свой котел Сохраняющие Чары и выглянул в коридор. Перед окном в «Локи» толкалась целая куча людей, и все они перемещались к соседнему окну, где и без них уже было тесно. Из толпы перед окном в «Идун» раздавались встревоженные возгласы, кто-то громогласно предлагал выбить дверь, кто-то - наоборот, замуровать. Кто-то возмущался.
Северус, не заботясь о приличиях, добрался до середины коридора. Пробиться к окну, тем не менее, в давке было решительно невозможно. Усилив голос Сонорусом, Северус крикнул:
– Замолчать!
Толпа замерла. Те, кто стояли вокруг, узнали Северуса и, насколько могли, расступились. Северус пробился к окну.
В лаборатории происходило невероятное. Перед котлом, сгруппировавшись и выставив перед собой палочку в дрожащей руке, с выражением смертельного страха на лице, стоял Ниманд. Зелье выплескивалось из котла - нет, даже не так. Оно висело над котлом, словно некая живая субстанция, двигалось и волновалось. Ниманд, отступив на шаг, выстрелил в зелье каким-то заклинанием, невербально - вспышка попала точно в центр субстанции и, дрогнув, погасла. Субстанция тут же увеличилась в размере и часть ее, словно плевок, понеслась в своего создателя. Ниманд в испуге отскочил, и попавшая на стену жижа с треском и шипением проела в камне большую дыру. Ниманд оглянулся, и его ноги подкосились.
– Вон отсюда, живо!
– проорал Северус, толкая прочь первого, подвернувшегося под руку.
– Фламеля сюда! Быстрее!
Зелье над котлом дрогнуло; Ниманд задом, ощупывая свободной рукой стену, передвинулся в угол. Толпа по левую руку от Северуса послушно и громко двинулась в сторону лаборатории «Один». Северус не удержался, поднял кисть, крепко удерживающую палочку, перед грудью, твердя себе: нельзя колдовать, нельзя!
И тут субстанция с бешеной скоростью поднялась из котла вся, до капли, и единой огромной массой понеслась на Северуса. Стекло мгновенно оплавилось под ее напором, и все, что Северус успел подумать, - что его опыт его не спас, он
Сердце грохнуло; в дюйме от палочки Северуса зелье вдруг с размаху врезалось в невидимую стену и отекло вниз. Густая черно-серебряная масса стекала к низу незримой сферы, оставляя на ее внутренней стороне комковатые подтеки.
Колени подогнулись, и Северус, не в состоянии опустить палочку, кое-как отбрел в сторону. Сердце вырывалось из груди и больно кололо, рука тряслась. В лаборатории, упираясь лопатками в стену, с раскрытым ртом сидел Ниманд.
Внезапно оказалось, что вокруг шумно, и из своей лаборатории уже спешит Фламель, а за ним - откуда-то взявшаяся Кебнекайсе, а за ней - толпа обалдуев; и все они охают, и кричат, и машут руками… Северус насилу выпрямил спину. Подлетевший Фламель взглянул на него, промолчал, резко развернулся и в два шага добрался до Ниманда, навис над ним и жестко ухватил за подбородок, впиваясь острым взглядом в глаза. Минуту спустя Фламель поднялся, ищуще оглянулся и произнес:
– Акцио яд василиска!
В его руку влетел маленький плотно закупоренный пузырек, и Фламель, не глядя на Ниманда, осторожно подобрался к прозрачной сфере и, помедлив, облил ее содержимым пузырька, вытряхнув все без остатка. Сфера на секунду сверкнула перламутром и впитала прозрачные едкие капли. Зелье внутри взметнулось, ударилось о стенки, закрутилось черным цунами и неожиданно бездушно шлепнулось на пол коридора. Северус отошел подальше от густой лужи.
– Северус… - начал Фламель - но тут в воздухе хлопнуло, и перед ним, лицом к Северусу, возник Тинки.
– Хозяин Гарри, сэр, хозяин Северус… - пролепетал он.
– Что случилось?
– хрипло потребовал Северус, внутри похолодело.
– Хозяин Гарри не может прийти в сознание, сэр, Тинки и Кричер старались, но хозяин Гарри лежит очень-очень белый и почти не дышит…
Северус мотнул головой, глядя на Фламеля:
– Все потом…
И протянул руку домовику.
* * *
* См. «Несколько сюрпризов от Принцев», часть 2, гл. «Степь» и «Суд Осириса»
* * Непереводимая игра слов. В английском языке слово «лебедь» звучит приблизительно как «свон». Дамокл Белби, называя Сяована Своном, таким образом «оптимизирует» его имя под английский язык
Горго
И сказал малышу:
– Вот тебе ящик. А в нем сидит такой барашек, какого тебе хочется.
А. де Сент-Экзюпери
Было темно и тихо. Первое, что услышал Гарри, был его глубокий вдох, и Гарри открыл глаза. Была ночь; в окна спальни было видно горящие на площади фонари. Но их свет был направлен на тротуар и почти не проникал внутрь окутанного сном дома. Казалось, что темнота в комнате делает кровать мягче и уютнее, и еще казалось, что можно вообще ни о чем не думать, а лежать вот так без слов и мыслей, в теплой темноте, и чувствовать, как рядом размеренно поднимается и опускается грудь спящего человека.
Северус спал крепко. Наверняка он устал, наверняка возился с чем-то в лаборатории допоздна. Его волосы были стянуты в растрепавшийся за ночь хвост. Гарри долго смотрел на застывшее лицо Северуса; видимо, тому ничего не снится. Неподвижный, он сливался с ночной темнотой. Очертания всего, находящегося в комнате, становились нечеткими и размытыми, предметы теряли свои границы, словно ночь искажала суть всего, к чему прикасалась, перемешивала реальность и сон. Гарри все смотрел и смотрел на мистический белый овал лица, и черные тени вокруг перетекали из одной в другую, смешивались и неохотно разделялись. Гарри моргнул и медленно закрыл глаза. Он был благодарен ночи за то, что ненадолго покинул владения сна. Время неощутимо расправляло ту свою часть, когда одновременно слишком поздно и слишком рано; Гарри ощущал мимолетную влюбленность в это безвременье за то, что ночь будет еще тянуться и тянуться, а он будет лежать, прижимая к себе свое бесценное хрупкое счастье. В этот раз он запомнил, как засыпает.