Нестор Махно
Шрифт:
В Екатеринославе они поселились в бывшем коммерческом банке. Вместо шкафов в большом светлом зале использовали сейфы. Коллонтай при этом не испытывала угрызений совести. Дочь генерала, родившаяся и выросшая в белокаменном имении (оно иногда снилось ей с клумбами, пчелами, с желтой канарейкой), вышедшая замуж за обеспеченного тоже Коллонтая и бросившая затем все ради социальной справедливости, она считала, что богатства должны принадлежать исключительно трудовому народу, которым руководила и который воспитывала. Тем более этот провинциальный
А сейф не открывался, словно мстил за вторжение. Дыбенко и так и сяк пытался сладить с ним.
— Я же не хотел, Шурочка, — оправдывался комдив. Жена была с него ростом, статная, обворожительная.
— Ищи мастеров! — потребовала.
«Вот он быт, разъедающий душу, будь он проклят! Пустяк же. Но для бабы — событие. Все идеи напрочь забыла. Хорошо-то врозь!» — рассердился Павел Ефимович и отправился к адъютанту.
— Ану попробуй открыть сейф. Что-то заупрямился, буржуйское отродье!
— Я же, простите, спец по саблям, — развел руками адъютант.
— Тогда найди «медвежатника»! — приказал Дыбенко.
— Слушаюсь. Однако…
— Что? Позвони Махно. В его банде только белоручек нет.
— Они же далеко, Павел Ефимович, в Гуляй-Поле. О-о, тут его посланец. Сейчас попробую.
Через некоторое время в зал вошли двое, представились:
— Мы от Батьки. Он нас освободил из тюрьмы. Теперь наша очередь помочь. Какой сейф?
Дыбенко указал. Гость, что постарше, попросил:
— Извините, но придется отвернуться.
— Зачем это? — насупилась Коллонтай: «Платье, что ли, хотят потянуть?»— Там нет дорогих вещей.
— Секреты ремесла, — спокойно, даже с улыбкой ответил тот, что постарше, в синем коверкотовом костюме и при галстуке. Только сейчас Александра Михайловна заметила и оценила его наряд. «Вот тебе и махновцы, — подумала, отворачиваясь. — Профессионалы, черт вас побери!»
Они с мужем молча пошли к дверям. Было тихо и как-то неуютно. Взломщики, видимо, впервые так спокойно работали в банке, добывали не деньги, драгоценности, а платья для какой-то дамочки, которую знать не знали. Невольно выходило, что самозваный атаман Махно, гуляя в степях, имеет влияние и силу большие, чем два бывших наркома. «Кто кого поставил к стенке? Взглянуть бы на него. Что за птица?» — заинтересовалась Коллонтай. Она к тому же любила риск и путешествия. Сзади мелодично звякнуло.
— Да тут одни тряпки! — послышался разочарованный голос «медвежатника».
— Так быстро? Благодарю, — сказал Дыбенко довольно сухо, не подавая руки ворам. Те направились к выходу.
— Мальчики, а кто вас прислал? — спросила Александра Михайловна мягко, игриво. Одежда для нее была так же важна, как для мужа оружие.
— Чудесный парень. Калашников Сашка.
— Кто он?
— Тюрьму нам раскрыл. При Батькином штабе околачивается. Душа-корешок.
— Передайте, пусть зайдет.
— Если не уехал. Он собирался. Будем
— Зачем он тебе? — не понял Дыбенко.
— Их отряд — наша боевая единица, бригада. Они, наверное, и не подозревают об этом. Позволь мне туда съездить. И тебе не мешало бы.
— Погоди. Они получили оружие, бронепоезд, полк в придачу. Там сейчас бойня, Шурочка. Не время. Ох, опасно!
— Ну, Паша, — жена склонила голову ему на плечо и прижалась нежно. — Я буду архиосторожна!
— Начальника политотдела мне подберут. Это пара пустяков. А любимую? — он заранее знал, что уступит. У них было правило: никто никого и никогда не неволит. Впрочем, если бы им сказали, что это и есть анархизм, они бы рассмеялись.
— Разрешите? — вошел молодой человек, который мог бы считаться его сыном (Александре Михайловне исполнилось сорок шесть лет) — легкий, подтянутый, весь в тугих ремнях. Он ей сразу понравился.
— Калашников. Из штаба Махно.
— Здоров был, Калашников. Ты когда уезжаешь? — спросил Дыбенко.
— Тачанка ждет у крыльца.
— Отпусти ее. Пусть катит в Гуляй-Поле. А вы с товарищем начальником политотдела садитесь на бронепоезд, тот, что отбили у петлюровцев. Он уже на ходу. Поняли задачу?
Жена улыбнулась и кивнула.
— Смотри, Калашников, головой отвечаешь за нее.
— Обижаете, Павел Ефимович. Я первым брал этот город месяц назад. Забойный отряд вел. Серебряного Георгия имею за лихость.
— Ишь ты, — Дыбенко с уважением глядел на махновца. И где Батько подбирает их? — Из каких будешь?
— Рабочий, сын рабочего.
— Ну, действуй, кавалер. Знаешь, где стоит бронепоезд? Нет? Зови адъютанта…
На станции у Гуляй-Поля их уже ждали. Дыбенко звонил, просил встретить. Но Махно тем не менее не появился.
— Начальник оперативного штаба Алексей Чубенко, — представился старшой. — Прошу на нашу родную землю, освобожденную от казаков и чеченцев.
Рядом стояли еще двое, но Александра Михайловна смотрела на женщину, что тоже была среди встречающих: волоокая, статная, в элегантной дубленке.
— Галина Кузьменко, — назвала та себя, сосредоточенно-настороженно глядя на начальника политотдела. «Кто же она? — гадала Коллонтай. — Молодцы махновцы, что не забывают о нас».
Тут к ним протиснулся какой-то дядька в замусоленной фуфайке и стал тыкать бумажку.
— Что такое? — возмутился Калашников.
— Та коняка прыблудылась. А шо з нэю тэпэр робыть? — объяснял дядька, пугливо поглядывая на пыхтящий паром бронепоезд.
— Дай сюда, — Кузьменко взяла бумажку и читала вслух: — «1919 года февраля седьмого дня явилась на наши пойменные хутора неизвестная лошадь. На передних ногах наливы. Лета средние. Но лысая, и вся морда седая. Думаем, от военного страху. А задние ноги белые. Прошу разыскать хозяина. Григорий Фещенко».