Нестор Махно
Шрифт:
— Вы разрешите с ней посекретничать? О быте солдат, о нуждах женщин, детей.
— Обедать пора. Поехали ко мне домой, и только! — улыбнулся наконец Нестор. Ему с этим начальником политотдела было ох как неуютно. Пускай Галина отдувается, учится дипломатии у заковыристой большевички.
5 февраля 1919 г.
После упорных боев на подступах к Киеву доблестные советские украинские войска… вступили в столицу Украины. Преследование противника продолжается.
Антонов-Овсеенко, Щаденко.
Вагонов
«Девяносто шесть вагонов. Фу-у! — остановился, наконец, Сеня. — В каждом ме
Он был послан Батькой присмотреть и оприходовать военную добычу, но не предполагал, что такое обнаружится. «А они брешут: деньги украл! Как не стыдно? — Семен сжал и без того узкие свои плечи. — Позорище! Для чего бы я это делал? Вот вагон. Отцепи, толкни — сразу миллион, а то и больше. Украл! Чтоб вам тошно стало, пустомелям!»
Выполнив поручение, Семен быстро возвратился в Гуляй-Поле, в гостиницу, но зайти туда не смог. У дверей, под окнами стояли, сидели вооруженные повстанцы.
— Покажи мандат, — потребовал кузнец Данилов, старший в карауле.
— Да ты что, Вася! Не узнаешь члена штаба? — возмутился Миргородский. Мелькнула дальняя мыслишка: «Считают вором? Отстранили?»
— Съезд кипит, чуешь? — хитровато (или это показалось?) повел рукой Данилов.
У коновязей, просто под деревьями торчали десятки подвод.
«Господи, что же с людьми делает власть! — поразился Миргородский. — Поистине, она порочна, хотя мы, эсеры, и за нее».
Делегаты повалили на улицу. Семен протиснулся к Махно, доложил.
— Девяносто шесть вагонов? Муки? Сам считал?
— Лично. Два раза, Батько.
— Дадут слово — расскажешь. Будем решать.
Сеня примостился на подоконнике, ждал. К столу, где выступали делегаты, высоко подняв голову, шла среднего роста брюнетка. «Кто же это? Неужели Маруся Никифорова?» — засомневался Миргородский. Она начала говорить низким грудным голосом, и зал притих. Выступающая резко нападала на большевиков, на их рабские Советы. Голос ее играл, обретал страстность. «Да Маруська! — убедился Семен. — Яростная. Кто ж еще? Из тины вынырнула, выдра».
Он приметил ее еще в семнадцатом, на митинге: блестящие, таинственные глаза, дикция, пышная грудь — всё высший аллюр! Говорили, что дочь капитана, кого-то хлопнула, сидела в Петропавловской крепости, через Сибирь бежала в Японию, Америку, в Париж, где закончила офицерские курсы, потом заправляла матросней в Петрограде. Легенда!
Выступали все желающие: беспартийные, анархисты, большевики, эсеры. Но напали только на Карпенко, комиссара полка:
— Кто избирал правительство Украины? Из Москвы привезли!
— Зачем вас присьшают сюда? Шпионить!
Комиссар, как мог, отбивался. Особенно поразили Миргородского слова анархиста Черняка:
— Мы знаем, что и многие большевики честно сражаются и гибнут во имя революции. Но уверены, что эти люди не отдавали бы свои жизни, если бы знали, что известная кучка людей захватит в свои руки власть и будет угнетать целый народ.
«Ну это уж слишком, — махнул рукой Сеня, усмехаясь. — Куда там, могучая кучка! Сметём!»
Поднялся Махно. Казалось бы, он попытается примирить повстанцев с комиссарами. Ведь воюют-то вместе и оружие нужно. Ничуть не бывало.
— Если товарищи большевики идут из Великороссии на Украину помочь нам в тяжкой борьбе с контрреволюцией, мы должны сказать им: «Добро пожаловать, дорогие братья!» Но если они идут сюда с целью монополизировать Украину, мы скажем им: «Руки прочь!» Мы сами сумеем поднять на высоту освобождение трудового крестьянства, сами сумеем устроить новую жизнь, где не будет панов, рабов.
Чтоб такое говорить, нужно было чувствовать за собой большую силу.
Потом Миргородский сообщил о военной добыче.
— Куда ее девать? — спросил Батько. — Давайте так. Тут делегат из погорелых Дибривок, другие просили о помощи. Вот им-то и отдадим шесть вагонов муки. Остальные отправим голодающим братьям севера. В благодарность за оружие — раз. Чтобы о нас узнали, не считали бандитами — два.
В Россию полетела телеграмма:
«Гуляйпольское революционное крестьянство, а также крестьянство всех прилегающих областей, командный состав и повстанческие отряды имени Махно, Гуляйпольский Совдеп… постановили имеющиеся у нас девяносто вагонов муки, добытой в бою с добровольческими бандами, поднести в подарок московским, петроградским революционным крестьянам и рабочим. Просим оповестить население».
— Миргородский, набери команду и с вагонами дуйте в Москву, — приказал Батько. — Отвечаешь головой! Это политический факт.
— Исполним в лучшем виде. Но есть просьба, Нестор Иванович.
— Какая?
— Бабушка умерла в Александровске. Душа разрывается, требует похоронить.
Махно насупился. Тысячи гибнут в боях, столицы пухнут от голода. А у него бабушка…
— Ох, брешешь, Сенька! По глазам вижу. Дамочку завел? Проверить? Послать Леву Зиньковского?
Миргородский замер.