Нестор Махно
Шрифт:
— Ладно, ветеран. Отправят без тебя до Александровска. Но если отстанешь, повторяю — башка с плеч!
— Туда ей и дорога, — облегченно вздохнул Семен.
Было уже темно, и он пошел в кинематограф. А там оказался вечер, посвященный Тарасу Шевченко. В зал — не протиснуться. Хор пел «Рэвэ та стогнэ Днипр шырокый». Слушали почему-то стоя. Потом рассказывали о мытарствах поэта, читали его стихи. Сеня позаглядывал и с удивлением заметил, что все вокруг плачут. Слезы блестели на глазах даже Федора Щуся и Пети Лютого. «Чего они расквасились?
Уездный Александровск, притихший в излучине Днепра, — малый городишко, может, чуть больше Гуляй-Поля. Такой же православный храм в центре. Недалеко от него, правда, возвышается тюрьма с причудливым каменным орнаментом, а по улице слева — купол трехэтажной земской управы.
— Где заседает съезд? — спросил Семен прохожего.
— Какой?
— Уездный же, крестьянский.
— А-а, слышал. Землю делят. Но где — хер его…
Никто не мог подсказать. Собрания, митинги были обычным делом. Их проводили петлюровцы, недавно выбитые отсюда, эсеры, коммунисты. Миргородский направился к бывшей земской управе и еще на подходе, увидев скопление подвод, обрадовался, что угадал. Но у входа его остановили мужики с красными повязками. Он уже был готов к этому.
— Я из штаба Махно. Привез срочное заявление. Вот справка, — и показал писульку с печатью.
Смуглый усатый хлопец с печальными глазами повертел ее, сказал:
— У нас, брат, строго. Один делегат от трех тысяч. Секёшь? Немцы-колонисты прислали Вальтера. Знаком?
— Нет, конечно, — ответил Сеня, сдержав улыбку. Простодушие хлопца вызывало умиление.
— Так вот. Раз в колонии обходятся без пролетариата, Вальтера из зала вытурили. Секёшь?
— На все сто, — вежливо согласился Миргородский.
— А Батьке Махно мы послали приветствие. Потому проходи, — разрешил дежурный.
По широкой гранитной лестнице Семен поднялся на второй этаж. Навстречу, споря, шли делегаты.
— Перерыв? — обрадовался гость.
— Мы в знак протеста, — мрачно озвался один из них. — Не признают, видите ли, диктатуры. Анархия им слаще. Советское правительство Украины для них незаконное, видите ли, не избрано народом.
Миргородский догадался, что это большевики. В зале было поменьше делегатов, чем в Гуляй-Поле, но прения шли тоже жаркие.
— Бытьё давит на шкуру, — говорили с трибуны. — Нет ни живого, ни мертвого инвентаря. Хоть плачь, а нужна коммуна!
— А мы категорически против золотопогонников, как в красной России. Хохлов не пускали в генералы.
— Никаких коммун, и землю давай по числу едоков. На одного — две с половиной десятины. Корова или три овцы — на пять ртов. Даром!
— Долой всесильную чеку!
«Туго придется большевичкам, — решил Сеня. — Не достанут нас. Будут воевать со всей Украиной». В конце заседания по записочке ему дали слово.
— Здесь меня обвинили в воровстве. Считаю это оскорбительным и для себя лично, и для повстанческой
— Та цэ ж нэ вин! — крикнули из зала.
— Простите, я не просто вор, как тут подло объявили, но теперь уже и не я. Вы что, в самом деле? Цирк устроили!
— Не он украл. Другой! — шумели. — То наш Миргородский, из села Веселое!
— А-а, садитесь, — сказал председательствующий. — Это не вы. Ошибочка!
Делегаты хохотали.
Вечером Семен нашел эшелоны с мукой и укатил в Россию.
Приказ № 18
по войскам группы Харьковского направления
21 февраля 1919 года
— Из частей, находящихся под командованием т. Дыбенко, Григорьева и Махно, образовать одну стрелковую дивизию, которой впредь именоваться 1-й Заднепровской Украинской советской. Начальником назначается т. Дыбенко П. Е.
— Из отрядов атамана Григорьева образовать 1-ю бригаду.
— Из отрядов Северной Таврии 2-ю бригаду.
— Из отрядов Махно 3-ю бригаду.
Вне очереди
…Сообщают подробности о зверствах петлюровских войск в Василькове. Обнаружено 103 трупа: 47 евреев, остальные рабочие и крестьяне.
— Чэпэ, товарищ комдив! — доложил помощник, войдя к Дыбенко. — Отряд, что мы послали на усмирение батьки Правды, переметнулся на его сторону!
Штаб Заднепровской дивизии располагался уже в Александровске, в здании банка. Отсюда ближе к Крыму, прямая железнодорожная ветка, и к Донбассу.
— Кто у нас под рукой? — Дыбенко в ярости вскочил из-за стола: приходилось командовать еще и самой надежной второй бригадой, которая пробивалась к Перекопу. А тут эти дурацкие батьки!
— Сейчас неделя военного обучения, — отвечал помощник, — и рубаки на полевых занятиях.
— Поднимай в ружье инженерный батальон, — приказал начдив.
Помощник, звали его Андрей Кармазь, тот самый, что прятался с гайдамаками на острове Голодай, хорунжий, остро споривший с Махно, — поскакал выполнять.
Вскоре они отправились в сторону Орехова. Начальство впереди на броневике. Нагнув голову, Павел Ефимович сурово смотрел через лобовое стекло на заснеженные поля, что однообразно поднимались, так же полого опускались, и ему, северянину, было скучно. Не за что зацепиться взгляду. Пустынная земля: ни темной елочки тебе, ни белой березы, ни крутой горки. Такие же тут и люди.
Вроде сог лашаются со всем, что им говоришь, мягко стелют, степняки, а сами норовят исподтишка грызонуть побольнее!