Нетерпеливый алхимик

Сильва Лоренсо

— Командир экипажа уполномочил меня довести до вашего сведения, что он является верховной властью на судне. А вы как пассажир в соответствии с правилами полета должны подчиняться его приказам. В противном случае мы вызовем на борт представителя Гражданской гвардии.

— Далеко ходить не придется, — ответил я. — Если вы во мне так нуждаетесь, то мне будет приятно оказать вам содействие. Сержант Гражданской гвардии Бевилаква к вашим услугам.

Я вынул служебное удостоверение и вложил ему в руку.

— Передайте его командиру вместе

с заверениями в совершеннейшем к нему почтении. Ну-с, пошевеливайтесь, а насчет удостоверения, то я вам верю. Вы ведь его не присвоите, не правда ли?

Суперкарго внимательно изучил документ. Затем вернул его мне и зашагал по уже проторенной дорожке к кабинке пилотов. Через две минуты он снова завис над моим креслом.

— Прошу меня извинить, сержант, — пробормотал он смущенно. — Я принял вас не за того. Непростительная с моей стороны оплошность. Я действительно…

— С кем не бывает? Ничего страшного.

Когда суперкарго убрался под оторопелыми взглядами соседних с нами пассажиров, я шепнул Чаморро на ушко:

— Все-таки насколько важно добиться определенного положения в жизни. Сначала оказываешься в полном дерьме, а потом не только благополучно из него выбираешься, но еще заставляешь перед собой извиняться.

— Могу я поинтересоваться, что с тобой сегодня происходит? — подивилась Чаморро.

— Ровным счетом ничего. Они сами напросились. Я слишком ленив для скандалов, и тебе это известно как никому другому.

После всех перипетий мы благополучно приземлились в Малаге. В воздухе ощущалась удушливая жара и предреволюционная обстановка, созданная скопищем обгоревших на солнце туристов, которые, толкаясь чемоданами, теснились в коридорах и залах аэропорта в ожидании вылета. Наблюдая за ожесточенными людьми, получившими вместо приятного отдыха лишь бесконечную борьбу за место под солнцем, я стал подозревать, что старушка Европа, пресыщенная устроенным бытом, время от времени нарочно устраивала своим чадам светопреставление — должно быть, во искупление грехов.

Помыкавшись в пробках, сопоставимых с мадридскими в часы пик и, судя по номерам машин, созданных отчасти по вине все тех же вездесущих мадридских водителей, мы наконец добрались до кабинета лейтенанта Гамарры. Перед нами предстал худощавый мужчина с волосатыми руками и порывистыми, плохо скоординированными движениями. Он встретил нас с чрезвычайной любезностью.

— Добро пожаловать в Коста-дель-Соль. Великолепное место, — заверил он нас и добавил: — В любое время года.

— Мы уже заметили, — ответил я.

Я чувствовал себя не лучшим образом: тут и жара, и абсурдные приключения по дороге, и томившая меня неизвестность в отношении нашего расследования, окруженного странными событиями, и мне казалось, будто в моем мозгу завелась какая-то червоточина, которая, разлагая его на фрагменты, не давала возможности собрать мысли воедино. Чаморро, напротив, пользуясь преимуществами молодости, показала себя в полном блеске умственных способностей. К довершению

впечатления не могу не упомянуть про золотистый загар на фоне яркого летнего платья и магическую притягательность взгляда. Недаром первые минуты нашего знакомства лейтенант не замечал ничего вокруг, кроме моей помощницы.

— Было бы неплохо, чтобы вы нас сориентировали, откуда начать поиски, — промямлил я, стараясь выйти из ступора.

— Хорошо, — сказал он, очевидно, борясь с тем же состоянием. Если все заумные антропологические теории о взаимосвязи между физиономическими особенностями человека и наклонностями его натуры, какие мне приходилось изучать, правда, не помню, где и когда, не являются полным бредом, то Гамарра соответствовал типу человека, наделенного пылким чувственным темпераментом. — По логике вещей, — продолжил он, — вы, наверное, начнете с посещения его последнего пристанища. Вот вам адрес, оставленный Василием, когда он подавал заявление о розыске.

Гамарра протянул мне листок бумаги с адресом. Я стал читать: конечно же «Вистамар» [45] — вполне предсказуемый шаблонный ярлык, приклеиваемый к каждому жилому комплексу, расположенному недалеко от моря, затем номер корпуса, квартиры и название одного из поселков средних размеров, которые сковали побережье железобетонной цепью уродливых зданий, навсегда покончив с этим благодатным уголком природы.

— Больше никаких сведений? Например, род его деятельности или какие-нибудь привычки, — спросила Чаморро.

45

«Вистамар» (исп.) — вид на море.

— А как же? — ответил Гамарра, напустив на лицо столько благости, что я даже растерялся — его поведение разрушало все мои построения о физиогномике как техники психологического анализа. — Здесь написано, что он представитель.

— Представитель чего? — поспешил вставить я.

— Там написано, представитель. А что и кого он представляет — неизвестно.

По лицу Гамарры бродила скользкая улыбочка. На какое-то мгновенье я засомневался, чему она обязана: то ли вожделению, внушенному прелестями Чаморро, то ли он просто наслаждался моими муками. А может, и то и другое вместе взятое, поскольку лейтенант откинулся на спинку кресла и, явно рисуясь, проговорил:

— Ты нас совсем ни во что не ставишь, Вила. Однако не воображай, будто меня каким-то образом задевает твое пренебрежение; все вы, северяне, одним миром мазаны, — я уже привык.

Меня так и подмывало объяснить ему, что к чему, но я уже давно научился избегать подобных ловушек в разговоре, а потому вовремя удержался. Зачем давать человеку пищу для переливания из пустого в порожнее?

— Право, я не так уж плох, как вы обо мне думаете, господин лейтенант, — ограничился я замечанием.