Неукротимый
Шрифт:
Шайна тряхнула головой, решительно отгоняя навязчивые воспоминания.
Некоторое время они ехали молча, погруженные каждый в свои мысли. Шайна дышала полной грудью, любуясь прекрасными видами сельской природы. По краям дороги тянулись луга, буйно зеленеющие после дождей, усыпанные желтыми, синими, красными огоньками полевых цветов. Стояла полнейшая тишина, и Шайне казалось, что она находится в каком-то сказочном мире – вне времени и пространства.
Но вот вдали показались освещенные ярким солнцем, крытые красной черепицей высокие острые крыши.
– Приехали, – прервал
Карета быстро миновала небольшой лесок, тянущийся по краю обширных табачных плантаций. Сделав плавный поворот, она подкатила к большому красивому дому, выстроенному в григорианском стиле и окруженному цветущим садом, сбегавшим вниз, к сверкающей на солнце реке. Дом был высокий, двухэтажный, с крутой крышей, по углам которой возвышались тонкие трубы дымоходов. Выложенный из камня, со сверкающими большими окнами, дом производил впечатление жилища солидных, богатых людей.
Когда карета подъехала еще ближе, Шайна заметила маленького негритенка, который быстро взбежал вверх по ступеням крыльца и скрылся за входной дверью.
«Грум!» – догадалась Шайна. Держать в доме таких негритят было модно в богатых английских семьях. Их наряжали в шелковые курточки и заставляли сопровождать во время прогулок своих хозяек, неся на руках вслед за ними маленьких комнатных собачек. Этих негритят привозили в Англию отсюда, из Америки, отрывая малышей от родины и от семьи. Правда, и избавляя их при этом от утомительной и тяжелой работы на плантациях – вроде тех, что они проезжали совсем недавно.
Дверь снова распахнулась, едва карета остановилась возле дома, и на ступенях появились две женщины. Шайна поняла, что одна из них – ее тетя, Франческа, а вторая – кузина по имени Ребекка. Беглого взгляда, брошенного Шайной на них, пока она выбиралась из кареты и поднималась на крыльцо, было недостаточно, чтобы понять – рады ли они спасению Шайны так же искренне, как, безусловно, был рад дядюшка Артур.
6
Тонкие зеленые ветви ивы низко склонялись над темной речной заводью. Легкий ветерок шевелил их, покрывал рябью поверхность воды, дробил ее на сотни крохотных зеркал. Шайна стояла под ивой на берегу в глубокой задумчивости. Ей отчего-то было грустно, а отчего – она и сама не знала.
Быстро и незаметно пролетел первый месяц жизни в Монткалме. Она не могла сказать, что здесь не рады ее появлению, нет. Новые родственники приняли ее тепло, поселили в прекрасной уютной комнате с большими окнами, выходившими на реку. Сюда же перенесли все ее вещи с борта «Друга» – сразу же после того, как судно вернулось в гавань, принеся весть о ее похищении. Здесь, в этой комнате, вещи лежали до тех пор, пока она не появилась сама – после чудесного избавления от плена.
Дядя был очень рад благополучному исходу событий. Рада была и тетя – шумная, энергичная женщина. К чести ее стоит заметить, что хотя она частенько раздражалась и покрикивала, но делала это беззлобно. Сердце ее было добрым и любвеобильным.
Поначалу Шайна недоумевала – почему ее дядя женился на этой женщине, но со временем прониклась к своей тете симпатией.
Франческе ужасно
К тому же, прикинула Шайна, новый барон Клермонт был заранее обречен занять место в последних рядах английских аристократов. Другое дело – Америка. В этой стране – молодой, населенной простыми выходцами из Старого Света, – человек, носивший титул английского барона, был редкостью, и обращение «милорд» и «миледи» здесь имело совсем другой вес и смысл – гораздо больший, чем в Лондоне. Так что и для новой леди Клермонт было гораздо выгоднее оставаться в Америке.
– Шайна? – раздался голос за ее спиной из прилегавшего к дому сада, в котором шумная компания ребятишек воевала с забредшими в хозяйские цветы гусями.
Шайна вздохнула, отрываясь от своих мыслей. К ней приближалась ее кузина Ребекка. Не оставалось сомнений, что она пришла в этот укромный уголок на берегу реки для того, чтобы поделиться своими секретами и рассказать о замечательном своем женихе.
О женихе Ребекки Шайна слышала со дня появления в Монткалме. В самый первый вечер, когда Артур Клермонт привез в свой дом счастливым образом нашедшуюся племянницу, Ребекка пришла в комнату Шайны и поведала историю своего романа и помолвки. Рассказ был пылким, полным любви и нежной страсти, и Шайна подумала, что если когда-нибудь ей самой посчастливится влюбиться так же сильно, как Ребекка, она тоже не удержится и будет делиться своей радостью с таким же жаром.
– Иди сюда! – позвала Шайна, выпуская зажатую в руке гибкую веточку ивы.
– Что ты здесь делаешь? – удивилась Ребекка, ныряя под зеленый полог ивовых ветвей.
Шайна неопределенно пожала плечами.
– Здесь прохладно. И красиво. И тихо. А если присмотреться, можно разглядеть доки там, вниз по реке.
Она махнула рукой в направлении доков и гавани на выступе речного берега вдали. Там на якоре среди прочих судов стоял и «Друг», вид которого всегда рождал у Шайны поток воспоминаний. Словно переводные картинки они постепенно проявлялись и делались все объемнее, все ярче. Ле Корбье, «Черная Жемчужина», знаменитый великолепный «великий Могол» и, конечно же, Габриель – его жесткое, красивое лицо постепенно вытесняло все остальные воспоминания и заполняло мысли Шайны.
– Что с тобой, Шайна? – спросила Ребекка.
Шайна вновь вынырнула из своих мыслей и посмотрела на кузину. Две девушки, сидящие сейчас под развесистой ивой, больше походили не на кузин даже, а на родных сестер. Ребекка казалась чуть-чуть ухудшенной копией Шайны. Та же кожа – разве только чуть менее шелковистая. Те же глаза на загорелом лице – разве только не такие голубые. Те же волосы – тонкие, светлые, вьющиеся – разве только без того неповторимого серебристого оттенка, что у Шайны.
Нужно сказать, что мать Ребекки, леди Клермонт, замечала эту разницу и сокрушалась.