Невидимка из Салема
Шрифт:
– Ты покраснела, – сказал я.
– Мне просто жарко. И настроение пропало после того, что ты мне показал.
Сэм пристально смотрит на фотографию, ее губы плотно сжаты, она медленно моргает и затем хмурит брови. Смотреть на мертвое тело – не самое приятное занятие. Она отдает мне телефон, как будто не в силах вынести такую картину. Наши пальцы вновь сталкиваются.
– Ребекка, – говорит она. – Да?
Я пересаживаюсь поближе к ней. На лице Сэм я замечаю следы прошлого: я помню, как она выглядит, когда смеется. Когда плачет. Когда спит. Я помню, что во
– Откуда ты знаешь, как ее зовут?
– Мы встречались с нею несколько месяцев назад, на тусовке. Она была там и пыталась продавать наркотики. Я не знала, как ее зовут, до вчерашнего дня.
– Кто тебе сказал ее имя?
– Ты же знаешь, что я не могу тебе ответить. Одно то, что ты просто тут сидишь, уже риск для меня.
Угрозы от некоторых клиентов салона стали звучать, когда стало известно, что Сэм Фальк встречается с полицейским. Однако это привело к тому, что сюда стали заходить те, кто раньше посещал другие салоны. Когда все успокоилось, доходы Сэм практически вернулись на старый уровень. Затем мы расстались, и я не имею понятия, что тут происходило. Знаю только, что иногда ей все еще приходится выслушивать неприятные вещи.
– Она умерла в моем доме, Сэм, – говорю я, глядя на нее.
– Я знаю.
– Она встречалась с Мирославом Джукичем. Тебе это имя не знакомо?
Сэм удивленно приподнимает брови.
– Они были вместе? Я думала, что он умер.
– Умер. Но ты знаешь, чем он занимался при жизни?
– Не очень. Отброс общества из Ношборга.
– Феликс полагает, что Ребекка, может быть, жила у кого-то из его друзей.
– Я с такими людьми больше не общаюсь.
Я согласно киваю, хотя это вранье.
– Можешь еще что-нибудь рассказать о Ребекке? Что угодно?
Сэм закусывает нижнюю губу. Раньше, когда она так делала, я смотрел на нее, не отрываясь. Замечая мою реакцию, она резко перестает.
– Ты знаешь, где она жила? – спрашиваю я.
– Нет. Только то, что она не жила в «Чапмансгордене».
– Откуда ты знаешь?
– У меня была клиентка пару месяцев назад, которая иногда проводила там ночи, если ее парень вел себя агрессивно. Она рассказывала, что в этом приюте никто не может жить – не та атмосфера. Можно переночевать, поесть, получить еду, но только не назвать это место домом.
Я чешу щеку. Обычно я так делаю, когда думаю. Ну, по крайней мере, Сэм однажды это сказала.
– Тут что-то не сходится, только я никак не могу понять, что именно.
Я рассказываю все, что знаю о Ребекке Саломонссон: о том, как нелогична ее смерть и насколько профессионально действовал преступник.
– Если верить Феликсу, – произносит Сэм, когда я замолкаю, – никто не желал ей смерти?
– По крайней мере, он так сказал. Конечно, он выгораживал себя – мол, что он не может знать всего.
– А ты не думал о… – Сэм обрывает себя.
Она снова закусывает губу. Я стараюсь не смотреть на нее.
– О чем?
– Не уверена, что это как-то с нею связано.
– О чем ты говоришь?
– Тут скорее дело не
– Ты имеешь в виду «Чапмансгорден»?
– В этом городе так много вариантов ночлега, как на улице, так и под крышей… Переулки, парки, наркопритоны, подвалы. Люди типа Ребекки обычно приходят именно в такие места. Если мы говорим сейчас о ней, то почему бы убийце не расправиться с нею в одном из них? Почему именно «Чапмансгорден», приют, где риск быть пойманным намного выше?
– Преступник, наверное, спешил, – говорю я. – Ее, скорее всего, выслеживали.
– И человек, зная это, просто приходит и ложится спать?
Я отрицательно мотаю головой.
– Конечно, нет, особенно если речь идет о таком открытом месте, как «Чапмансгорден». Куда может зайти кто угодно.
Вопрос, наверное, не в том, почему она умерла. Вопрос в том, почему она умерла в «Чапмансгордене»? Или, вообще, почему кто-то умер именно в этом приюте. Что-то зашевелилось в темных уголках моего сознания. Я знаю это чувство: проблема еще не решена, вопрос не получил ответа, но дело сдвинулось с мертвой точки. Это то, над чем нужно поразмыслить, направление, в котором необходимо работать. Работать – вот слово, о котором я думаю. Эти мысли приятны.
Дверь в тату-салон открывается, и входит женщина средних лет.
– Я получила подарок на сорокалетие, – говорит она, слегка неуверенно.
– Китайский дракон, если я правильно помню, – произносит Сэм.
– Ну да.
– Может, начнем с чего-нибудь поменьше?
Женщина благодарно улыбается.
– Одну секунду, пожалуйста, – говорит Сэм и оборачивается ко мне. – Ничего нового о Готланде?
– В смысле?
– Я просто спросила.
– Где-то в середине июля я перестал пытаться выяснить, что случилось. Никто не знает, почему в ящиках оказались игрушки. Непонятно, что вообще там случилось. Пропавший джип… Все очень запутанно. Насколько я знаю, конечно. Они действительно не имели намерения посадить меня.
Сэм удивленно приподнимает брови.
– А зачем им это было нужно?
– Без понятия.
– Звучит не очень правдоподобно.
– Я знаю.
– А ты сам? – спрашивает она.
– Что я сам?
– Как у тебя самого дела?
– Меня восстанавливают в должности после годичного перерыва.
– Это не быстрый процесс.
– Да.
Кажется, что она сочувствует, но в ее взгляде присутствует еще что-то немного грустное.
– Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Нет, – отвечаю я. – Но я бы мог, если б захотел.
Я пытаюсь не ранить ее чувства, но, когда вижу на ее лице угрызения совести, мне кажется, что мои слова справедливы.
– Я понимаю, – говорит она.
– Ты счастлива? – задаю я вопрос. – С ним?
– Да, счастлива. – Сэм встает с дивана. – Уходи отсюда. Мне нужно работать.
Мне трудно понять, о чем она думает. И тут кто-то звонит мне с неопределенного номера. Я вспоминаю о загадочных сообщениях, и, предполагая, что это тот самый незнакомец, нажимаю клавишу вызова.
– Лео.