Невыдуманные рассказы
Шрифт:
— А вы, гражданин майор, с Конституцией СССР знакомы?
— Конечно.
— Понимаете, что такое неприкосновенность жилья и свобода личности граждан?
— Думаю, что да.
— Тогда почему нарушаете?
— Что нарушаю?
— Конституцию.
— Ничего я не нарушаю, гражданин Грибик. И действую по закону. Но если вы ничего не можете или не хотите сказать — это ваше право. Прошу извинить... — Чебышев направился к двери.
— Нет, минуточку! Так дела не делаются. Пожалуйста, садитесь. Вы пришли поговорить со мной?
— Да. Но вы же не хотите этого.
—
— Так вот, не хочу нарушать их дальше и прошу извинить...
— Нет уж, майор, так вам от меня не уйти. Вас, как было сказано ранее, интересует мое мнение в связи с этим диким случаем на Складской? Так я понял?
— Примерно.
— Тогда извольте слушать... — И щепетильный хозяин, так неприветливо встретивший Чебышева, высказал немало дельных соображений насчет установления личности и розыска преступника. Соображения были профессиональны, они во многом совпадали с наметками оперативной группы, и слушал их Чебышев не без интереса.
Говорил старик длинно, через каждые две-три фразы останавливался и уточнял:
— Вы уяснили мою мысль?
Чебышев был уже не рад столь продолжительной беседе, но и обижать строптивого старика не хотелось. Наконец майор все же поднялся. Прощаясь, хозяин объявил:
— Я старый юрист, дела ваши знаю до тонкости. Так что советы мои не игнорируйте. И заглядывайте. С удовольствием потолкую с вами.
— А как же Конституция? — спросил с улыбкой Чебышев.
— Здесь важно добровольное волеизлияние субъекта...
Везде, куда бы ни приходили работники опергруппы, люди пытались как-то помочь, рассказывали все, что знали или слышали, делились своими соображениями, догадками.
Правда, чаще всего эти мысли и предложения основывались не на фактах, а на слухах, предположениях, но готовность людей помочь следствию ободряла, внушала уверенность, что так или иначе, а след убийцы найдется. Не в шапке-невидимке же он действовал! Наверняка обнаружится что-то, за что можно будет ухватиться.
После беседы с персоналом поликлиники, что располагалась на соседней Овражной улице, Чебышев решил обратить особое внимание на одиноких мужчин, живущих в этом районе. Рекомендации медиков совпадали с одной из версий, выдвинутых на совещании в МУРе. Эта версия входила в план розыскных мероприятий, но не была первоочередной. Однако если уж медицинские работники настойчиво утверждали, что преступление совершено всего скорее сексуально больным человеком, этим контингентом следовало заинтересоваться безотлагательно.
Несколько мужчин своим поведением вызывали серьезные подозрения.
Среди них был и гражданин Л. — техник-протезист одной из городских поликлиник. Он вел далеко не праведный образ жизни, часто бывал во хмелю, усиленно завязывал знакомства с молоденькими девушками, водил их к себе. В день преступления на Складской не работал, брал отгул. На следующий день после убийства затеял срочный ремонт в квартире — оклеил стены, отциклевал пол. И все это делал сам, не вызывая мастеров.
Когда стало известно обо всем этом,
— Дело, по-моему, ясное, как таблица умножения. Надо брать его, и все.
Чебышев и Светляков очень хорошо понимали, как много надо узнать, Сколько собрать фактов, улик, чтобы вызвать человека и вот так сказать ему: «Ну-ка, рассказывай, почему убил и как убил...» Им было известно, что совпадение обстоятельств нередко бывает случайным, непроизвольным и порой играет с оперативниками довольно злые шутки. Потому-то так укоризненно-снисходительно и посмотрели руководители группы на молодого лейтенанта, столь быстро уверовавшего в виновность гражданина Л.
Но факты были достаточно значительны, чтобы от них отмахнуться. И поэтому лейтенанту же и поручили проверить одну небольшую, но существенную деталь — где был и что делал гражданин Л. в день убийства.
Оказалось, что Л. гостил в тот день в Наро-Фоминске у сестры. Это было установлено точно, подтверждено документально. Что же касается ремонта квартиры, то и это обстоятельство, столь значительное на первый взгляд, оказалось простым совпадением. Когда Л. спросили об этом, он ничуть не удивился:
— Выбрался свободный день, вот и решил подпудрить свое гнездо. Всегда это делаю сам, между прочим.
В конце концов, гражданин Л. был волен ремонтировать свою квартиру как хотел и когда хотел.
Следующая версия держалась также недолго, хотя и здесь были обстоятельства, поначалу дававшие как будто немалые основания для далеко идущих выводов.
Всю первую половину дня пятнадцатого июня в квартире гражданина Ч. слышался шум воды в ванной. Перед этим Ч. куда-то уезжал. А поздно вечером выходил из дому с большим свертком, вскоре вернулся и выглядел очень взволнованным.
— Ну просто лица на нем не было, — утверждала соседка, жившая на одной лестничной площадке с Ч.
А если учесть, что соседи охарактеризовали Ч. как человека замкнутого, необщительного — «ни с кем не знается, куда-то все ездит на своем «Москвиче», — то можно понять, почему Чебышева привлекла именно эта версия.
В день трагедии на Складской Ч. был в отпуске, временем, значит, располагал свободно. Сторож гаража подтвердил:
— Да, пятнадцатого он куда-то уезжал.
Таким образом, основания для разговора с Ч., пусть для предварительного, разведывательного, были. И разговор состоялся. На вопрос, где он был пятнадцатого числа, Ч. торопливо ответил:
— Весь день сидел дома, никуда не выходил.
— А машину свою никому не давали?
— Нет, не давал.
— Тогда как же объяснить, что ее в этот день не было в гараже?
Ч. разволновался, стал говорить сбивчиво, давал объяснения одно нелепее другого. Чебышев решил поставить перед ним прямые вопросы, связанные с делом.
— Что вы знаете об убийстве Лены Грачевой?
Ч. удивленно посмотрел на него и... облегченно вздохнул:
— Так вот вы о чем! А я-то думал... Об убийстве девочки знаю то, что знают все. Не меньше и не больше. И уверяю вас: к этому ужасному делу никакого отношения не имею.