Низший - Инфериор. Компиляция. Книги 1-19

Михайлов Дем Алексеевич

– Да пошел ты.

– Не могу — вздохнул я с напускной горечью — Ноги не работают. Грешно смеяться над калекой…

– Соси мой хер!

– Это ты любишь — кивнул я — Давать сосать свой хер мужикам инвалидам. Тебя в детстве калека отымел? И ты затаил обиду?

– Что?! Да откуда ты… ложь!

– Ну да. Да… Продолжим. Где-то там у самой горы ты увидишь на вершине одного из холмов яркий оранжевый флаг. Это финиш твоего забега.

– Я сказал — нет. Я люблю жизнь. Очень люблю. И пожил бы еще. Но играть по чужим убийственным правилам я не буду.

– Будешь — улыбнулся я — Ведь…

– Не буду!

– Ведь под тем оранжевым флагом уже расстелен еще один такой вот кусок

пластика. А на нем уже лежит обнаженное тело одинокого юноши с такой же фамилией как у тебя. И глаза у вас похожи. И нос. А… ну да… ты ж его отец.

– Льюис…

– Льюис — кивнул я — Тот самый сраный Льюис, что тоже не без фантазий в его кудрявой гребаной головке. Твой наследник. Любимый сын. Ты ведь реально его любишь да?

– Сука!

– Причем любишь не совсем как сына… ну или я иначе представлял себе отчую любовь…

– Заткнись!

– Ну да… чужой интим — не тема для публичных обсуждений, да? Ну дрюкаешь ты любимого сыночка во все отверстия. Что тут такого? Не чужого ведь — а своего…

На этот раз он налетел лицом на ствол и рухнул набок, зажимая рассеченный ударом рот.

– Сиди тихо! — жестко велел я и тут же попытался вернуть на лицо прежнюю добрую улыбку — Вставай, папуля, вставай. Льюис уже ждет тебя — одинокий, брошенный, с голой жопкой лежит на вершине отравленного холма. Ты знал, что в этих местностях еще не вся живность сдохла? Тут живут очень умные стайные крабы. Раньше они жрали камбалу живую и камбалу дохлую. А сейчас у крабов остался только Льюис…

– Сука! Сука!

– У него тоже есть аптечка. Она не даст ему потерять сознание. Она продлит ему жизнь на максимально долгий срок — он будет жить с откушенными пальцами, будет жить даже без сотни отщипнутых кусков тела. Его будут жрать дымящиеся подыхающие крабы, что уже хотят только одного — пусть сдохнуть, но сытыми!

– Хватит!

– Хватит? Это ты должен был сказать себе до того, как ты зашел в ту трущобную квартирку, где обитала одинокая баба с двумя родными и двумя приемными детьми! Знаешь… я дохера чего в этой жизни повидал. Но такого… то, что я увидел в той квартире… Дети? Ты сделал это с детьми?

– Я не понимаю, о чем ты! Я обычный законопослушный и полезный обществу бизнес…

– Знаю — кивнул я — Бизнесмены. Отец и сын. Гордость города! Меценаты! Самое смешное в том, что ты здесь, а твой голый сын там… это не из-за той трущобной квартирки, где ты показал жертвам свое настоящее лицо. Не-е-ет… всем плевать на трущобников. Сдохли и сдохли. Не сегодня так завтра все равно сдохнут. Ты здесь из-за выкупленного долга. Из-за того, что посмел выкупить долг одного смешного, но охренительно умного паренька. Хотя может лучше сказать «гениального паренька»? И ты, умный прозорливый извращенец, ты знал о том, что этот парень гениальный биопрогер и дизайнер. Гениальный паренек, что слишком сильно любил азартные игры и постоянно жил в огромных долгах…. Ты выкупил его огромный долг у тупого владельца подпольного игорного притона. Вы ведь даже не знали, что этот гениальный придурок находится под крылом одной могущественной корпорации, которая постоянно держит его на короткой привязи благодаря этим долгам, постоянно держа их на определенной планке. Не выше и не ниже. И всех все устраивало! Но тут ты решил захапать себе спеца… Выплатил сполна его долг, послал парней пугануть его старенькую мать, а они перестарались… старушка померла. Одного ты не учел — этот гениальный парень так и оставался маменьким сыночком. Мать занимала настолько огромное место в его жизни, что едва она умерла — и он тут же прыганул из родного окна с высоты в пару сотен метров! Шмяк… и его работа незакончена… шмяк… и грязное пятно на вспученном старом асфальте уже не может приносить пользу

корпорации…. Шмяк… а он тот спец, которого не заменить еще годы! Шмяк… и гениальный создатель абсолютно нового искусственного интеллекта — как формы, так и типа — просто куча дерьма на асфальте! И ведь сука повезло же вам все это проделать за те пару часов, что парень был без пригляда… сраное стечение обстоятельств… Шмяк… шмяк… шмяк… И вот ты и Льюис здесь — в отравленных гребаных песках.

– Он тут не причем. Мой сын…

– Да. Он просто живое мясо, что однажды выпрыгнуло из твоего члена, чтобы потом родиться и стать тем, в что ты снова будешь тыкать своим членом. Охренеть круговорот…

– Хватит! Ты не понимаешь! Это… это чувства! Чистые чувства! Высокие!

– Да куда уж выше… — рассмеялся я — Нет выше и чище родительской любви, да?

– Да!

– Но всем похер на вас и на тех трущобниц.

– Тогда почему он здесь? Мой сын!

– Потому что твой тихий послушный сынуля постоянно просил кое о чем любимого папу… ты ведь понимаешь?

– Нет! Видит бог…

– Он ведь ласковым и тихим своим голоском просил тебя показать те фотографии… цветные сочные фотографии и даже отрывки видео, где ты уродуешь и убиваешь своих трущобных жертв… ему ведь нравилось разглядывать их расчлененные тела, когда ты окунал в него свою отцовскую плоть… А тебя это так распаляло, что ты отправлялся на следующую охоту раньше обычного… так твой послушный сынуля провоцировал серийного убийцу пораньше выйти на следующий раунд…

– Дерьмо… дерьмо… это все какое-то безумие…

– Если ты доберешься до своего Льюиса, и он еще будет жив… я отпущу его — медленно и четко произнес я, зная, что каждое мое слово отпечатается раскаленным клеймом в его мозгу — Я отпущу этого извращенного и изуродованного тобой парня прямиком в дурку. Там его быстро превратят в овощ. Но он будет жить… может даже вырастит манго на подоконнике… А может однажды, лет через двадцать, выйдет из дурки, встретит какую-нибудь бабенку и породит твоего внука…

– Он будет жить… — прошептал хер в радужных шортах.

– Да. Ну… может не в полном комплекте. Ты же помнишь, да? Голодные дымящиеся крабы…

– Я дойду! — он вскочил и зашагал вниз по песчаному склону.

Не став его останавливать, я обрадованно покатил следом, сминая гусеницами кресла песчаные волны и крабовые панцири. Вдоволь насладившись хрустом и покачиванием, объехав чью-то гниющую задницу, торчащую из песка, я чуть прибавил скорости, чтобы не отстать от целеустремленного ходока и преисполненным надеждой голосом произнес:

– Если в паре мест быстро переплыть узкие протоки, то будет очень больно. Дико больно! Но аптечка не даст тебе потерять сознание. Уколет обезболом — а оно с бодрящим эффектом. И кожа начнет слазить лоскутами… но под обезболом ты сможешь бежать очень долго! Так ты доберешься быстрее до сына. А его уже трогают за мягкие места дымящиеся крабы…

Хер в радужных шортах перешел на бег, стремясь к месту, где два холма сходились, образуя временный перешеек. Не повелся на мое щедрое предложение. Но это пока…

Ухмыляясь, я катил следом, зная, что самое интересное еще впереди — отчаяние, злоба, ярость, попытка напасть на меня и убить, снова отчаяние, нарастающая апатия, а затем рвущийся к небу воющий крик сраного Льюиса и опять отчаянный бег к высящейся вдали горе.

Хм… не помню хорошо ли я закрепил тот флаг… а ветра здесь сильные. Ну… Льюис сможет и сам поднять упавший флаг, если поймет, что может передвигаться по обжигающему кислотному песку вместе с начинающим тихонько плавиться листом пластика… Надо не забыть через пару часов отдать бредущему по вязким пескам херу-отцу передатчик — второй у Льюиса. Представляю, как они будут вопить…