Ночная диверсия
Шрифт:
— Еще раз здравствуйте, дорогой Андрей Михайлович, — переходя на шепот, сказала посетительница. — Вам большой привет от товарища Ломова, — и, положив свою маленькую руку на его ладонь, представилась: — Ольга. Когда мы поговорим?
— Приходите сюда к трем часам, мы пойдем с вами смотреть дом.
Прощаясь, она сунула в руку Андрея Михайловича листок бумаги. Самойленко повернул ключ в двери и, сев к столу, развернул бумажку.
«Путевой обходчик расшифрован. За ним установлена слежка. Скоро состоится побег пяти военнопленных из лагеря. Один из них провокатор. Им будет произведено покушение на немецкого часового в районе железнодорожной
Прочитав несколько раз записку, Андрей Михайлович сжег ее.
…Это распоряжение, привезенное Ольгой, и встревожило и обрадовало Самойленко. Он и раньше, располагая некоторыми данными об оберете Говивиане, не был склонен считать его слабым противником. Теперь он убедился, что игру приходится вести с опытным, изобретательным врагом.
Было ясно, что если засылка провокатора так тщательно и правдоподобно готовится, то она преследует далеко идущие цели. Что ж, сразимся, господин оберст фон Говивиан!
Через несколько дней Андрей Михайлович на заседании подпольного центра предложил новый оперативный план.
— Я думаю, товарищи, нам необходимо пойти Говивиану навстречу. Мы должны облегчить путь провокатора к нам. Но делать это нужно осторожно, так, чтобы не вызвать подозрений. Мы попробуем убедить оберста в том, что он разгадал нас правильно. А в дальнейшем постараемся сообщить ему точную дату операции. И ударим мы вот здесь. — Андрей Михайлович обвел карандашом зеленое пятно лесного массива. — По нашим данным, в этом месте расположен крупнейший на юге склад авиационных бомб. По-моему, уже сейчас нужно начать тщательное изучение системы охраны склада, а по возможности и людей, несущих охрану. Ты, Глеб Феликсович, обеспечил Эльзу Штрекке мастерами? Лена уже там?
— А как же. Сам бы сходил побриться к своей милой племяннице, да обслуживают там только господ немецких офицеров.
После долгого и тщательного обсуждения нового оперативного плана, предложенного Самойленко, он был утвержден.
— План нужно согласовать в обкоме. Придется Эльзе Штрекке, то есть Ольге, побывать там, — сказал Самойленко.
Салон-парикмахерская Эльзы Штрекке быстро приобрел популярность среди офицеров. Два больших свет-лых зала богато и со вкусом меблированы. Сверкают роскошные зеркала в массивной бронзовой оправе. На столах десятки журналов, газет. Офицеры в ожидании своей очереди перебрасываются новостями, шутят, смеются. А когда за конторкой кассы появляется хозяйка, Эльза Штрекке, всегда такая свежая, улыбающаяся, в белоснежном халате, с косами, уложенными вокруг головы в роскошную золотистую корону, — изощряются в любезностях.
Чаще других в салоне появляется капитан Пауль Вольф. С пунктуальностью, так свойственной немцам, он приходит ровно в семь, за час до закрытия парикмахерской. Поздоровавшись со всеми, погружается в чтение журналов, изредка нетерпеливо посматривая на молоденькую мастерицу Лену. Эльза Штрекке внимательно наблюдает за ним. Пауль Вольф почти никогда не принимает участия в разговорах офицеров, его явно коробят плоские остроты товарищей. Сидит, молчит, ждет, пока освободится Леночка. Только в ее кресло и садится. А Лена, работая, то и дело бросает на него лукавые
Это невысокая, стройная девушка. Ее короткая, под мальчика, прическа открывает высокую белую шею, которая почти сливается с белоснежным халатом. Озорное, подвижное лицо все время светится милой улыбкой. Девушка очень молода, но работает быстро, аккуратно, со вкусом. Набрасывая салфетку, говорит:
— Господин капитан, вы же преотлично выбриты, да и прическа у вас безукоризненная.
Он смущенно проводит по подбородку ладонью.
— До завтра отрастет,
А потом, встав с кресла, долго осматривает себя в зеркале, смахивает с мундира несуществующие пылинки, медленно расплачивается, тайком посматривает на часы. Если до восьми часов еще далеко, Пауль Вольф прогуливается на противоположной стороне улицы, посматривая на двери салона. Ровно в восемь парикмахерская закрывается. Капитан догоняет Лену, несмело вышагивает с ней рядом. Идут молча или перебрасываются малозначащими словами. Чем ближе Леночкин дом, тем беспокойнее лицо капитана.
— Лена, нельзя же так. Вы мне разрешаете проводить вас только до калитки. Ни к себе не приглашаете, ни пойти никуда со мной не хотите. Лена, давайте сегодня хотя бы прогуляемся по городу. У меня как раз свободный вечер.
— Нет, нет. Сегодня не могу. Мама чувствует себя плохо. Может быть, в другой раз. — И видя, каким расстроенным становится его лицо, кладет ладонь на рукав мундира. — Не сердитесь, Пауль. Я вижу, вы порядочный человек. Не чета вашим товарищам. Вы так прекрасно освоили наш язык. У меня почему-то такое впечатление, что учили вы его не для того, чтобы стать захватчиком. Ведь правда, нельзя изучать язык другого народа, не познавая его культуру, его обычаи, его историю и мировоззрение, — продолжает девушка. — И, по-моему, нельзя не питать симпатии и уважения к тому народу, чей язык учили. Разве я не права? Я с удовольствием воспользовалась бы вашим предложением, но сегодня я действительно занята. У нас еще много времени впереди, Пауль.
И она уходит.
Пауль Вольф смотрит ей вслед до тех пор, пока каблуки Лениных туфель не простучат по ступенькам крыльца и не хлопнет дверь. Потом закуривает и медленно идет обратно.
Иногда в парикмахерскую заходит оберст фон Говивиан. Небрежно ответив на приветствия притихших офицеров, он направляется к конторке.
Вот и сейчас, поцеловав Эльзе руку, Карл Говивиан кивком головы разрешает офицерам сесть.
— Не желаете ли проведать супруга? — спрашивает он Эльзу.- Завтра утром я лечу туда. В самолете найдется свободное местечко и для вас,
«Неужели ловушка?» — мелькнуло в голове Ольги. Уж очень совпадало ее намерение с предложением Говивиана. Нет, вряд ли. Если бы он догадывался о чем-нибудь, то не церемонился бы с нею.
— О, господин оберст, вы просто чародей. Умеете читать чужие мысли. Я как раз хотела спросить у вас, не предвидится ли какая оказия, чтобы побывать у мужа. Вы опасный человек. Этак вы можете проникнуть в самые сокровенные мысли. — И она лукаво погрозила ему пальчиком.
В глазах Карла фон Говивиана на миг мелькнул огонек. Он невольно пробежал взглядом по фигуре Ольги, как бы ощупывая ее плечи, грудь, ноги. Но в следующий момент глаза его выражали только почтение.