Ночью в темных очках
Шрифт:
Я увидела Джо.
Он валялся в углу как большая тряпичная кукла. Я его окликнула, он не шевельнулся.
Я встала, хотя чуть не потеряла сознание. Живот у меня был цвета спелого баклажана и болел при каждом движении. Шатаясь, я подошла к Джо.
От него мало что осталось.
Руки и ноги у него были странно изогнуты, как у пугала, а потом я заметила, что все длинные кости сломаны пополам. Из-под одежды торчали зазубренные осколки.
Вместо головы к шее был приделан волосатый пудинг. Глаза превратились в месиво, зубы рассыпались пластинками маджонга. Может, это вовсе и не Джо. Это мог быть кто угодно... но тут я заметила золотые коронки. Вздрогнув, я отвела глаза.
Вместо
Его убийца разорвал на нем штаны и засунул трость ему в зад. Между ягодицами торчали два дюйма дерева и бронзовый орел. Когти орла были покрыты кровью, волосами и мозгами. Очевидно, Джо был уже мертв, когда убийца заткнул ему в прямую кишку три с половиной фута черного дерева. По крайней мере мне хотелось так думать.
Я отшатнулась, прикрыв рот рукой. Кишки бурлили, и резкой болью отзывались синяки на животе, пока я бежала в туалет. Мозг начал включаться в работу: а что, если тот, кто убил Джо, еще в квартире? Может быть, это шайка из соседнего района. У Джо было много врагов – такой он был человек. Но не было никого, кто ненавидел бы его настолько, чтобы убить вот так. Никого.
В ванной никого не было. Я пыталась дойти до унитаза, но добралась только до раковины, и меня вырвало. О Господи, как это было больно! Я забыла про Джо, вцепившись в раковину. Колени подгибались, но я заставила себя стоять. Мне не улыбалось упасть в обморок, когда в соседней комнате лежит мертвец. Открыв глаза, я посмотрела в раковину и на то, что из меня вылилось.
Раковина была полна крови, но кровь была не моя.
Меня затрясло, по спине побежали струйки пота, будто паук пополз по позвоночнику. Меня поразило, как легко я смогла определить, что выблеванная кровь принадлежала Джо. Кровь уникальна, как отпечатки пальцев, как голос, как семя. Эта кровь имела вкус Джо.
Я была права. Никто не мог ненавидеть Джо настолько, чтобы устроить ему такой ужас.
Только я.
Поглядев в зеркало, я увидела кровь, размазанную по губам. Раскрыв рот в безмолвном крике протеста, я в первый раз увидела собственные клыки. Они торчали из десен твердо и мокро, измазанные краденой кровью. Я вскрикнула и прижала руки ко рту, пытаясь прикрыть свой стыд.
Я вспомнила.
Я вспомнила, кем я была, откуда пришла и как сюда попала. Вспомнила сухой прощальный хохоток Моргана, когда он выбросил меня из машины. Вспомнила странное щекотание на кончиках пальцев перед тем, как впасть в кому. Глядя на руки, я боялась, что вот сейчас они превратятся в клешни чудовища. Ванная вдруг сложилась, и я глядела на завитки и линии пальцев и ладоней, а они сливались. Появлялись новые борозды и узоры, тут же сменяющиеся другими. Я заставила себя отвернуться и поймала в зеркале собственное отражение. Неудивительно, что меня так и не нашли. Даже мое лицо... Я попыталась крикнуть, но издала только сухой, удушливый звук. Мое тело прекратило свой танец.
Наверное, я тогда сошла с ума, по крайней мере временно. Та часть моего сознания, которая воображала себя человеком, ушла на отдых. Воспоминания остались нечеткими, будто я все это время была пьяна. Пришла я в себя на небольшой лодке, принадлежавшей ирландскому рыбаку, симпатизировавшему ИРА. Я ему сказала, что попала в беду, потому что убила английского солдата. Для него это сошло. Деньги не были проблемой: Джо Лент меня хорошо выучил, и теперь мне не надо было делиться богатством.
Я попала во Францию через Марсель, одно из самых блестящих злачных мест Европы. Несколько недель я провела среди узких улиц и открытых кафе Пигаль, зарабатывая себе на жизнь и изучая язык. Еще я обнаружила, что причуда, которую Джо называл
Глаза, и без того чувствительные к сильному свету, теперь требовали защиты и в самом слабом полумраке. Но с этим можно было справиться, а самой большой проблемой был голод.
Он был как воздушный шар в животе. Когда этот шар наполнялся, я нормально функционировала, даже могла сама себя обмануть, уговаривая, что я человек. Но когда он пустел, голод выходил наружу, угрожая разрушить меня изнутри. Как сильная передозировка метадона: сердцебиение и пульс рвали тело на части, легкие наполнялись холодным свинцом, а внутренности – расщепленным бамбуком. По сравнению с этой болью все прочие ломки были просто сахаром.
Я покупала на рынках живых кроликов и гусей – преимущество заболевшего вампиризмом на континенте – и выпивала их со всей возможной гуманностью. Соленый жар крови, наполняющий рот, был восхитителен. Боль сменялась теплым приятным чувством. Но на самом деле этого было мало. Глубоко внутри я знала, что хочу большего, нежели кровь животных.
Через два месяца я покинула Францию. Я боялась, что меня найдет Интерпол. Наказания за смерть Джо я не боялась – боялась, что родители Дениз узнают правду. Пусть лучше думают, что их дочь мертва.
Я бродила из города в город, пересекая границы по украденным паспортам. Наконец мне надоело отбиваться от сутенеров, и я записалась в норвежский бордель, обслуживающий нефтяников Северного моря.
Бордели, обслуживающие нефтяные вышки, – это не высший свет; скорее они похожи на приграничные бардаки конца девятнадцатого века. Там шумно, дешево, вульгарно и буйно. Кодлы распаленных пьяных мужиков грызутся за горсть доступных женщин.
Регулярно приходят баркасы с нефтяниками. Обычно клиентура состоит из шведов, норвежцев, британцев, иногда попадается американец, но когда они к нам попадают, они уже все одинаковы: пьяны и рвутся трахаться. Клиентов всегда вдвое больше, чем девчонок, и по крайней мере один не хочет ждать своей очереди. Драки из-за девушек – вещь обычная.
Мадам была старой шлюхой по имени Фуко. Она любила хвастаться, как «видела службу на всех фронтах» Второй мировой. Может быть, и Первой. Она знала свое дело и держала наготове вышибалу, чтобы вступил в дело при случае. Что бывало почти каждую ночь.
«Амфитрион» – это была настолько далекая платформа, что ее экипаж выбирался на берег только раз в году. Мужики приехали шумно и буйно, хвастаясь своими инструментами и их мощью. Ожидалась вроде бы обычная рабочая ночь.
Мадам Фуко встретила «джентльменов» у дверей и заказала всем выпивку за счет заведения. Она объяснила, что поскольку мужчин двадцать, а девушек всего двенадцать, некоторым придется чуть подождать, но она обещала, что «не забудут никого».
Нам она велела выйти и пройтись перед клиентами. Девушки вышли в рабочем снаряжении, которое уже стало проявлять признаки износа. Боа из перьев плакали по сухой чистке, сеточные чулки поехали и были кое-как залатаны, а костюмы голливудского стиля были чуть слишком плотными.
Но мужчинам с «Амфитриона» было на это плевать. Они заспорили, кто пойдет первым и кто какую возьмет. Один подвалил ко мне и стал ощупывать сиськи. От него воняло перечным шнапсом.
– Вот это моя, – заявил он по-шведски.