Нормальных семей не бывает
Шрифт:
— Не хотелось бы, — он закрыл глаза. — Не говори Ники.
— Ничего не могу обещать, Тед. Слишком много тайн я уже знаю. Что-нибудь да всплывет.
— Как хочешь. Мне, собственно, все равно. Просто перед концом хотелось расплатиться по всем счетам. А эта вичинфекция, как теперь подумаю, просто облегчение — как будто мы оба члены одного большого клуба смертников.
— Должна отметить, что в проекте один или двое детишек.
— Да. Что-то мальчики припозднились.
Внизу, в холле, ожил, зашипел пылесос.
— Мне так спокойно
— Да.
— Мне кажется, что мы в конце пьесы «Наш городок», где люди переговариваются между собой из своих могил.
— Хм.
— Именно такой мне всегда представлялась смерть, — сказала Дженет. — Будто мы лежим рядышком и мирно разговариваем. Может быть, целую вечность.
— От этой пьесы меня всегда мороз продирал.
— Знаю. Меня тоже. К таким пьесам должны прилагаться специальные предостережения. Но одно дело она сделала: мне стало ясно, на что может быть похожа смерть. И в то же время она избавила меня от мыслей о смерти.
— Я стараюсь не слишком много думать о смерти, — сказал Тед. — Но не могу остановиться. И никак не могу собраться и сказать Ники про свою печень.
— Но почему?
— Она помогала мне доказывать самому себе, что я все еще жив, молод и непотопляем. Как только она поймет, что мне крышка, я и сам начну думать, что крышка.
Дженет хихикнула.
— Что смешного? — спросил Тед.
— Ирония судьбы. Совсем как в рассказе О'Ген-ри. Она думает, что это ты ее бросишь.
Тед улыбнулся. Опять эти лошадиные американские зубы. Он протянул руку, Дженет дала ему свою, и так они и застыли, лежа рядом и глядя в потолок. По коридору ходили люди. Где-то хлопнула дверь.
— Уэйду с Брайаном уже давно следовало связать меня, но ты, негодница, все равно могла бы их остановить.
— Какая есть.
— Нет, на самом деле это я — дерьмо.
— Спорить не стану.
— Когда я стал плохим, Джен? Скажи, потому что ведь не всегда же я был таким плохим. Я был мужик что надо, когда у нас с тобой все только началось. Джен? Ты слушаешь?
— Да. Нет. Я в шоке. Никогда не думала, что услышу этот вопрос от тебя.
— Представь, что мы умерли. И можем говорить друг другу все, что захотим. Разве бы это не было лучше всего?
— Мы умерли, оба, мне это нравится, — ответила Дженет, помолчав.
— Да.
Несколько «харлеев» промчались, стреляя выхлопными трубами, далеко внизу.
— Мне кажется, ты стал плохим с тех пор, как начал изменять мне, — сказала Дженет. — По-моему, это началось через несколько лет после рождения Сары, вскоре после того, как мы переехали на Запад; с Вайолет, твоей секретаршей, которая так старалась быть со мной любезной.
— Молодец, — сказал Тед. — Раз — и прямо в точку!
— Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Она была первой?
— Да. Но это длилось недолго. Я охладел к ней, она стала распускать обо мне слухи, так что я пообещал послать ее папаше моментальные снимки,
— Моментальные снимки?
— Да — чувствуешь, как давно это было, — но именно с тех пор я стал баловаться порнухой. Ты ведь ничего про это не знала, верно? В моем офисе стоял здоровенный сейф с черт-те чем.
— Тебе бы покопаться в интернете, Тед.
— Да. Но я как-то перегорел и решил отделаться от этого дерьма году в семьдесят пятом. Помню, я допоздна оставался в офисе — тогда он был на Данс-мюир-стрит — и осторожно, ящик за ящиком, выбрасывал все на свалку. Но стоило мне от этого отделаться, я почувствовал себя еще грязнее и еще более опустошенным, чем когда это было заперто у меня в офисе. Наверно, именно тогда я понял, что пути назад нет. Тогда-то я и стал портиться.
— В семьдесят пятом. Пожалуй, что и так. Я не понимала, что творится в твоей половой жизни. Думала, это работа так тебя угнетает, — я имею в виду, что ты бросил аэронавтику ради нефтепроводов. Мне казалось, у тебя такое ощущение, будто тебе подрезали крылья. Словно у тебя земля ушла из-под ног.
— А ты когда-нибудь изменяла мне?
— Нет. Но могла бы. С Бобом Лейном, твоим приятелем-бухгалтером, на той вечеринке, когда вы с Уэйдом подняли шумиху на лужайке. Я подошла к самому краю.
— Тот вечер был просто кошмар.
— Я проплакала весь следующий день на скамейке возле корта.
— Черт. Прости. Надо было тебе согласиться.
— Ты что — серьезно?
— Серьезно. Легкая интрижка тебя бы развлекла.
— Ты прав. Она бы меня развлекла.
— А ты знала про мои проблемы с наркотиками?
— Твои проблемы с наркотиками?
— Кокаин, в начале восьмидесятых. До упаду.
— Я такая дурочка в том, что касается этих штук, — вздохнула Дженет. — Именно поэтому ты и выходил сухим из воды.
— Да, поэтому.
— Так вот на что пошли наши сбережения, — смекнула наконец Дженет, — и обвал цен на рынке в восемьдесят седьмом тут ни при чем.
— В точку, дорогая. Прости.
— Дело прошлое, — вздохнула Дженет.
— Сейчас я еще не такое дерьмо, каким мог бы стать, не завяжи я с наркотиками. Но, во-первых, мне не хватает на них денег, а во-вторых, хотелось умереть чистеньким. Понятно объясняю.
Мало-помалу все становилось для Дженет на свои места.
— Так, значит, ты обанкротился, потому что ухлопал все деньги на наркотики?
— Ну да, раз — и нету.
— Хм.
В коридоре прислуга переругивалась из-за того, кто положил или не положил полотенца того или не того типа, который нужно.
— Можно тебя обнять? — спросил Тед.
— Прямо сейчас?
— Да, прямо сейчас.
Дженет взвесила все плюсы и минусы этого предложения.
— Я когда-то очень тебя любила, Тед Драммонд.
— Я тоже очень тебя любил, дорогая.
— Ты хочешь обнять меня?
— Да, я хочу тебя обнять.
— Наша дочурка летит в космос, Тед.