Новобранец
Шрифт:
— Потому что ты должен мне верить… В троллях гораздо меньше звериного и дикого, чем ты привык думать. В них гораздо меньше… проклятого, выражаясь нашим языком. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Ты не испытываешь перед ними ужаса, — сказал Хатра. — А я испытываю.
— Ты ведь солдат, как ты можешь бояться противника! — поддразнил его Эопта.
Но Хатра даже не улыбнулся.
— В бою я не раздумываю над своими страхами. Просто делаю то, чему меня учили. Но оказаться на их земле…
— Нет.
— Потому что никто не вернулся.
— Может быть, нам повезет, и мы освободим целую толпу пленников! — предположил Эопта. — Это было бы здорово.
Хатра кивнул. Конечно, это было бы здорово: воспользоваться тем, что большая часть вражеского воинства движется сейчас вдоль границы к одному из эльфийских замков, и нагрянуть к недругу в гости. Устроить переполох, перебить десяток ничего не подозревающих охранников и доставить к Гонэл толпу измученных неволей людей… а может, и эльфов! Да, звучит чрезвычайно заманчиво.
Хатра еще раз внимательно посмотрел на друга. Эопта выглядел так, словно даже и не сомневался в успехе.
Не дожидаясь ответа от товарища, Эопта повернул коня и направил его прямо на границу. Хатра больше не колебался. Они вышли в разведку вместе — они не должны разлучаться. Если Хатра вернется в замок один, он навсегда покроет себя позором.
Перед всадниками туман на миг расступился, как бы приглашая войти, а затем сразу же сомкнулся вокруг чужаков. Их одежда сразу промокла, лица облепила влага. Оба приятеля почти ослепли — они не видели дальше вытянутой руки. Кругом мерно колыхались темные клочья. Здесь тяжело дышалось. Ни капли света не просачивалось сквозь мглу.
«Если мы застрянем здесь навсегда, — подумал Эопта, — то никогда не умрем. Навечно останемся неживыми-немертвыми всадниками на обглоданных лошадиных скелетах… И ничего не увидим вокруг себя, кроме этого гнилого тумана, и это будет длиться до тех самых пор, пока вечная пустота не поглотит наш мир».
Мысль показалась ему забавной, и он сдавленно хихикнул. Эахельвану понравится. В глубине души Эопта не сомневался в том, что все делает правильно и что не только вернется в замок, но и начнет там новую жизнь, гораздо более увлекательную, чем жизнь простого солдата.
Эопта протянул руку и коснулся плеча Хатры. Тот подпрыгнул, как будто его ужалили, и с тоской посмотрел в глаза другу.
— Ты погубил нас обоих, Эопта.
— Может быть, и нет… — проговорил Эопта, кривя в усмешке губы. — Я скажу тебе это только один раз, поэтому слушай внимательно, деревенщина: там, за туманной границей, в плену у троллей находится женщина, Ингильвар. Она бессмертна. Наверное, очень красива — не знаю, сейчас это не имеет значения.
— Откуда ты знаешь про женщину? — удивился Хатра.
— Не имеет значения. Знаю — и все, — нетерпеливо отмахнулся Эопта. — Я еще не придумал, как нам договориться с троллями, но… и это придумается.
— С троллями невозможно договориться!
— Я слышу голос суеверного мужлана, — рассердился Эопта. — Разве мы не для того покинули наши деревни, чтобы никогда больше не думать как крестьяне и не рассуждать как крестьяне? Мы должны перестать быть крестьянами!
— Но я не могу — я ведь крестьянин…
— Можешь. Ты теперь солдат, — Эопта говорил быстро, зло, потому что каждое сказанное им слово мог бы обратить не только к собеседнику, но и к самому себе. — Мы оба теперь солдаты, Хагра. И мысли, и побуждения, и поступки у нас с тобой должны быть солдатскими.
— Смелыми? — предположил Хатра осторожно.
— Смелыми? Мужланы тоже бывают не робкого десятка! — Эопта коротко хохотнул. — Нет, все по-другому…
Он не договорил: туман колыхнулся мощной волной, подался назад — и разродился целой толпой троллей.
Они были пешими, но оттого не менее страшными: низкорослые, с невероятно широкими плечами, с тяжелыми, будто каменными руками. Их покатые лбы, маленькие глаза, мощные челюсти — все говорило о том, что это не воины, а работники.
Каста воинов выглядела иначе — те более высоки и их лица куда привлекательнее, на человеческий взгляд.
Эти же выглядели как звери, по какой-то причине наделенные зачаточным разумом.
Они обступили обоих друзей, схватили их каменными ручищами, стянули с седел, бросили на мокрую землю, начали бить и пинать, а затем взяли за волосы и волоком потащили за собой. Они урчали и глухо переговаривались, хлопали себя по плечам и груди, гулко шлепали плоскими босыми ступнями по глине, и сквозь все эти шумы прорывался пронзительный звук, почти нестерпимый для человеческого слуха, царапающий и раздражающий. И только потом Эопта понял, что это кричит его товарищ.
Их путь сквозь сырость и темноту длился вечно и закончился глубоким беспамятством.
Эахельван не ошибся. Вот первая мысль, которая явилась Эопте, когда он открыл глаза и увидел себя в плену у троллей. Старый ученый во всем оказался прав. Прекрасная женщина с пустым лицом молча смотрела на пленника. Он лишь скользнул взглядом по ней и перевел взгляд дальше, на залитую светом поляну, и увидел вдали сверкающие на солнце белые шатры.
Женщина коснулась пальцами его лица. Он сердито дернул головой, ему неприятно было ее прикосновение. Она огорчилась, отвернулась, закусила губу.