Новый поворот
Шрифт:
17 июня, суббота — Отметили Ланкин день рождения. На самом деле у нее 13-го, но съехало все на четыре дня. Понятно, лето…. А выпили хорошо. Давешний сексуальный бред выкинут из головы полностью. Я, правда, пытался реанимировать свои романтические фантазии. Не получилось. И наивная попытка прощального поцелуя в губы была профессионально отвергнута Ланкой. Вот и все. Прошла любовь, завяли помидоры. Да неужели?..
26 июня, понедельник — Белка прилетела утром, я встретил ее в аэропорту, и оказалось, что мы соскучились друг без друга. Прекрасный был поцелуй еще в машине, а дома — сразу в душ и еще более прекрасное
Потом взрывалась Пушкинская площадь, тонула подлодка «Курск» и горела башня в Останкине. Инфернальные тучи сгущались. Статистику катастроф по планете в целом мне тоже сообщали. Она была не столь эффектна, что и понятно, в сущности, ведь эпицентром эсхатологического действа по определению должна была стать Москва.
С Белкой у нас все более-менее наладилось. Моя загадочная и мимолетная любовь к Ланке трансформировалась в любовь ко всему Бульвару в целом. Осенью я окончательно пришел к мысли, что именно наш Бульвар и является последним островком доброты, благополучия и радости на окончательно сошедшей с ума планете.
К роману я больше не возвращался, сдав рукопись заказчику, то есть, отправив файлы по электронной почте Стиву Чиньо, от которого получил вежливый ответ с благодарностью и обещанием заняться его публикацией по мере необходимости. Лично меня издательская судьба этой более чем странной книги совсем не волновала — не для того писал. Я выдавил из себя этот «Заговор Посвященных», как выгоняют злых духов из больной души, и теперь был волен забыть ядовитую ересь Истинного Знания о собственном бессмертии.
Правда, не прошло и недели, как Стив позвонил и невозмутимо поведал, что он вполне доволен результатом, если не считать одного маленького недоразумения: роман не окончен. И в таком виде ну никак не может быть опубликован. Меж тем издать его строго необходимо по всем человеческим, божеским, практическим и астральным понятиям. Слов было сказано много, но смысл до меня не доходил.
— Зачем издавать этот роман, Стив?
— Затем, чтобы история человечества двинулась по правильному пути, ответил он без тени иронии.
— А роман без концовки не спасет отца русской демократии? — начал я торговаться а ля Кислярский с Остапом Бендером.
Чиньо, скорее всего, не знаком был с советской классикой, но вмиг догадался, о чем я спрашиваю.
— Нет, Микеле, этот роман вы обязательно должны закончить.
Слово «обязательно» (obbligatorio) всегда звучало в устах Стива жестко, напористо и неотвратимо, и я сразу понял, что дописывать придется. Но
— Беда в том, Стефанио, что я совершенно не представляю, как его заканчивать.
— Это не страшно, Микеле, — успокоил он. — У вас еще есть время.
И он разорвал связь, так и не объяснив, сколько именно времени у меня осталось. Очевидно, я должен был и сам понимать это: аккурат до Нового года. А как же издание? Впрочем, если он собирается публиковать текст в Интернете, так это дело мгновенное.
После разговора с Чиньо я размышлял о финале своей книги ровно полчаса. Потом понял, что дело это безнадежное по причине несвоевременности, и быстро переключил мозги.
В последние месяцы уходящего тысячелетия (или, если угодно, в последние месяцы истории человечества вообще) мне хотелось писать совсем о другом — о самых простых человеческих чувствах, о самых обыкновенных людях, о самых тривиальных жизненных коллизиях. И я за каких-нибудь две недели сентября сотворил синопсис принципиально бесконечного телесериала в жанре мыльной оперы. Нечто вроде того, что вот уже лет пятнадцать снимали в Берлине и с успехом демонстрировали по всем основным каналам Германского телевидения. Там он назывался «Унтер ден Линден». Мелодраматические истории о жителях одной улицы. Вечная тема. Наш фильм должен был называться конечно же «Бульвар», и, кстати, действие тоже происходило под липами, растущими в числе прочих деревьев на Покровском бульваре.
Я тщательно выписал образы всех наших друзей, добавил десяток новых из головы, набросал несколько сюжетных схем, сформулировал концепцию. И уже к ноябрю мой проект был утвержден на НТВ. Запустили подготовительный период, с тем чтобы под Новый год начать съемки, а в марте планировался первый эфир. Работа меня по-настоящему увлекла, как в творческом, так и в коммерческом плане, ведь финансирование в значительной степени шло из моего кармана. Так что через год-другой я всерьез рассчитывал на прибыль, а если удастся продать сериал за границу — то и на очень серьезную прибыль.
Я совершенно перестал думать о конце света. Мне надоело отслеживать этапы заката цивилизации. Мне надоела большая политика и шпионские страсти. Я даже не хотел звонить Шактивенанде. Зачем? Я и так помнил почти дословно: когда наступит конец света, никто, ни один человек на планете не заметит этого.
Я только почему-то знал наверняка, что я — именно я! — обязательно замечу. Но, признаюсь вам честно: вот уж о чем не мечталось никогда, так это принимать удар на себя. Роль мессии с самого детства не казалась мне привлекательной. Роль творца — да, но не мессии.
А меж тем приближение Нового года давило на психику с неуклонно возрастающей силой.
Ну и черт с ним! Я думал о сериале и только о сериале.
Могучая машина большого кино была запущена на всю катушку, и я догадывался, что съемки начнутся теперь даже без всякого моего участия. Я мог вообще не присутствовать там, хватило бы и дежурных сценаристов, тем более что ребята подобрались профессиональные и понимали своего хэдлайнера, то есть меня, с полуслова.
Где-то примерно в ноябре или в начале декабря я вдруг понял, что просто должен уйти в сторону. Тогда и роман закончу, и мир спасу, а если и не спасу, так хоть избавлю себя от почетной обязанности вкалачивания в гроб последнего гвоздя.