Новый выбор оружия
Шрифт:
Последнее, что я подумал: «Получилось. Здравствуй, смерть, я славно пожил…».
Мысль оборвалась, и наступила темнота.
Эпилог
Сначала я почувствовал, что существую – не живу, нет, я просто есть, пока непонятно, в какой форме. Ни боли, ни ощущения тела – ничего. Наверное, я умер,
Постепенно начали приходить ощущения: болит голова после контузии, ломит поясницу, саднят ключицы, растертые лямками рюкзака. Вроде, дует ветер, под щекой – что-то твердое. Камень? Открыть глаза пока не получается. Рядом кряхтит Пригоршня. Это что, мы вместе попали на тот свет? Что мы окажемся на том же месте, верилось с трудом, уж очень ощущения были адские.
Выстрелов не слышно, голосов – тоже. Пытаюсь пошевелиться и начинаю чувствовать свое тело, меня будто через мясорубку пропустили. Хочу позвать Пригоршню, но не могу открыть рта. Да что ж за наказание такое?
Вспоминается умирающая Энджи, и в разум вихрем врываются эмоции, кажется, они разорвут мое неподвижное тело.
С трудом удается разлепить веки. Я щурюсь и вижу серую, будто свинцовую, траву. Пригоршня ругается, желает смерти натовцам и клянется им отомстить. На душе пусто и грязно, как в комнате после вечеринки – валяются обрывки эмоций, чаяний, стремлений.
Давай, Химик, бери себя за задницу и поднимайся! Напряг мускулы, но получилось лишь перевернуться на спину и уставиться в сизое небо. Мир был черно-белым, наверное, у меня что-то с глазами: асфальтовое небо без проблеска солнца, однотонное, довольно высокие сопки, покрытые тускло-серой короткой травой. Дул несильный ветер, трава шелестела, как старая бумага.
– Засоси меня в «центрифугу»! – прохрипел я. – Пригоршня, ты видишь то же, что и я?
– Даааа! – протянул он и стащил с головы шляпу.
Я проморгался, но цвета не вернулись в мир. Высоко над нами кружили птицы, с такого расстояния даже не понятно, большие или нет.
– Куда это мы попали? Или нас глючит?
–
– Андрюха. – Никита сел на траву. – То, что там было… Она умерла, да?
На него смотреть было больно: лицо осунулось, побелело, и стало видно, что Пригоршня – не пацан, а взрослый уже мужик, многое переживший и многое повидавший. Я кивнул. В горле стоял ком.
– А мы?
Я провел рукой по траве – она была сухой и колючей, как в Крыму в августе. Только по-прежнему серой.
– Никита, ты цвета видишь?
– Что?
– Трава, небо. Какого цвета?
– Серого.
Ага, значит, меня не глючит, значит, так оно и есть на самом деле.
– Я не верю в загробный мир, – ответил я на первый вопрос друга, – я материалист. Но такого в Зоне быть не может. И американцев, заметь, нет.
– Мы что сюда… переместились?
Придерживая шляпу, Никита поднялся и осмотрелся. Я встал рядом. Ни черта не увидишь – только холмы. Надо забраться на вершину того, что повыше, осмотреться оттуда.
– А если мы переместились… Может, и Энджи переместилась? Она же была рядом?
Столько надежды было в голосе Никиты, что я кивнул с преувеличенным энтузиазмом.
– А может быть. Тогда она где-нибудь поблизости. Кажется, я понял, что это было за Зерно, – вздохнул я. – То сооружение под землей – телепорт, а двери с табличками – проходы в иные реальности. Вот нас и занесло в одну из этих… инореальностей.
– И что теперь делать? – спросил Пригоршня. – Тут хоть люди есть?
– Ничего не знаю, – я собрал контейнеры и запихнул в рюкзак, нацепил его. – Идем, разведаем, обитаем ли этот мир.
– Идем. Поищем Энджи, – откликнулся Никита.
И мы направились к ближайшей серой сопке. Что нас ждало впереди, трудно было даже представить. Но каждый наш шаг, я надеялся на это, приближал наше возвращение домой.