Нюма, Самвел и собачка Точка
Шрифт:
— Ты последнюю газету читал? — благодушно проговорил Самвел.
— А что там пишут? — Нюма вылез из шкафа с какой-то серой хламидой. — Царь вернулся?
— Пишут, что установлен официальный курс в один рубль восемьдесят копеек за доллар. У этих людей, что наверху, вместо головы кирпичи. Точно они живут на Луне! Рубль восемьдесят за один доллар!
— Видишь. А я тебе поменял доллары из расчета тридцать три рубля. И довольно об этом, надоело…
Неожиданная встреча у антикварного магазина с Женей Роговицыной не прошла бесследно для Нюмы. Почему, он и сам не знал. Впрочем, знал! Определенно знал… Женя
После смерти Розы он неоднократно отбивал атаки бывших подруг жены с целью познакомить его с приличной женщиной. Слишком свежа была память о покойной. Потом проявлялось некоторое мужское высокомерие. А в дальнейшем, когда он свыкся с участью вдовца, вопрос отпал сам по себе. Да и присутствие Самвела сыграло определенную роль…
В одиночестве есть иллюзия упоения свободой. Состояние зыбкое, обманчивое, подверженное испытаниям бытом, каждодневными заботами. Все это укрощало норов куда более стойких представителей мужского пола. А Нюма был слаб, податлив минуте. Нельзя сказать, что Роза его осчастливила, наоборот. Роза обладала жестким характером. К тому же, она была… глуповата, ум у нее был какой-то практичный, а не духовный. Хотя и сам Нюма не отличался особой духовностью, он где-то завидовал интеллектуалам. Тогда как Роза ими демонстративно пренебрегала, всецело погруженная в мелочные заботы чужих людей, чья жизнь ее занимала больше, чем жизнь мужа, дочери, да и собственная тоже. Хотя для постороннего глаза Роза была образцом женщины, преданной семье. Она упивалась чужими тайнами. Только Нюма и дочь Фира знали ей настоящую цену… Память о покойной жене почти полностью себя исчерпала, и если бы не фотографии на стене и календарь на кухне, Нюма наверняка забыл бы даже облик Розы…
Серый костюм, найденный в чреве шкафа, вернул память Нюмы в минувшие годы семейной жизни. Нюма не любил костюмы. И всячески избегал ими пользоваться, предпочитая куртки и отдельные брюки. За всю жизнь у него и было-то два-три костюма. Этот числился среди них… Старый фасон с каким-то школьным хлястиком на пиджаке, широченные штаны, с высокими обшлагами на брючинах. Да еще резкие вмятины и прелый запах.
Нюма держал костюм на весу, соображая, зачем он вытащил из шкафа эту рухлядь.
— На свадьбу идешь? — ехидно вопросил Самвел.
— А если и да? — неожиданно для себя ответил Нюма.
— В таком костюме надо в гроб ложиться, — прокомментировал Самвел. — Лучше зашей брюки, что порвала собака.
— Ниток нет. Только белые.
— Ара, отнеси в мастерскую, наконец. Столько дней ходишь, как бомж, в тренировочных штанах.
— Не твое дело. Что, у меня брюк нет? Полный шкаф.
— Тогда зачем такой костюм вытащил? Он еще Сталина помнит.
— Не твое дело, говорю. Что ты все крутишься вокруг меня? Все что-то выпытываешь… Спроси у Точки, мы были вместе.
«Так я ему и рассказала про тетку у антикварного магазина, жди, — Точка вскинула ушки. — Он же тебя на смех поднимет. Или зарежет кинжалом. Ты для него стал роднее жены. Он даже нас с
— Вообще, ты должен оплатить мне ремонт штанов, — объявил Нюма, — как производственные издержки…
— У нас общий бизнес.
— Но ты генеральный директор, — настаивал Нюма. — Плати за ремонт штанов.
— Только через суд!
«Хватит хохмить! Жранькать давайте!» — тявкнула Точка и тотчас, залаяв всерьез, бросилась в коридор.
Кто же это мог быть? Вроде они никого не ждали… После проклятий в адрес входного замка, дверь с липким шуршанием отворилась. За порогом стояла Фира с внушительной сумкой в руках. И какой-то тощий долговязый тип…
— Во те на! — воскликнул Нюма. — Доча вспомнила старого папашу. Сурприз!
Фира перешагнула порог. Плотный запах духов, точно под давлением, мгновенно вытеснил из прихожей затхлый дух старого жилья. Что явно не понравилось Точке. Она промолчала и спряталась под широкой полой халата Самвела.
— Заходи, Зальцман! — пригласила Фира своего спутника.
Долговязый тип перешагнул порог и виновато улыбнулся. Видно, он не сразу сориентировался — кто есть кто из двоих пожилых людей.
— Мой папаша, Нюма, — помогла Фира. — А это Самвел Рубенович, квартирант. Здравствуйте, Самвел Рубенович!
Самвел кивнул. Непонятно, чем объяснить визит этой эффектной молодой женщины. До срока оплаты за комнату оставалось дней десять. Да и Нюма явно обескуражен. Самвелу интуитивно почудилось, что визит Фиры имеет какое-то отношение к нему….
— А это Александр Борисович Зальцман, мой начальник. Лицо, приближенное к мэру, его левая рука, — с некоторой развязностью в голосе, представила Фира. — Ты, папа, о нем уже слышал… И кстати, это он сломал ваш дверной замок, много лет назад. С тех пор он не пьет…
— Фира, — Зальцман покачал головой.
Его бледное лицо, полуспрятанное за оправой больших очков, улыбалось, сменив строгое выражение на какую-то шаловливую детскость.
— А это велосипед, — продолжала Фира, тронув перчаткой ржавое колесо на стене. — «Мерседес» моего детства. Причина постоянного скандала с родителями. Когда у меня появится новая квартира, я заберу велосипед…
— И выбросишь наконец его на помойку, — буркнул Нюма.
Фира поставила на подоконник сумку и по-девчоночьи запрыгала, сбрасывая с плеч серую мерлушковую шубку.
«Однако!» — подумал Нюма, глядя на дорогую шубку, и промолчал.
— Раздевайся, Зальцман, — предложила Фира и стянула с подоконника сумку. — Сейчас мы будем пить и закусывать…
— Слушай, у нас совещание в Смольном, — Зальцман принялся неуклюже стягивать кожаную куртку.
— Без нас не начнут. Подождут! — отрезала Фира. — Могу я посидеть со своим отцом в кои веки раз?!
Неловкость, которую испытывал Самвел с момента появления хозяйки его комнаты, обернулось плохо скрытым раздражением.
— Извините. Неважно себя чувствую. — Самвел повернулся и пошел к себе.
Точка, которая скрывалась под полой халата, оказалась на виду.
— Ты, Фирка, весьма бестактна. — Нюма глянул вслед обидчивому соседу.
— О-е-ей… Могу же я побыть со своим отцом, — безвинно проговорила Фира и наклонилась над собачонкой. — Кого я вижу?! Точка моя, Точка… Все собаки — просто собаки, а Точка хо-ро-шая собака!