О граде Божием

Блаженный Августин

« Iudicii signum tellus sudore madescet.

Звуки судной трубы раздадутся, и лик земли потом покроется.

E caelo rex adveniet per saecla futurus,

Вот, грядет с неба Царь, и навеки Его будет царствие,

Scilicet ut carnem praesens, ut iudicet orbem.

В коем, в плоти явившись, судить будет мир этот горестный.

Unde Deum cernent incredulus atque fidelis

В этот час лицезреть будут Бога неправедный с праведным

Y Celsum cum sanctis aevi iam termino in ipso.

В

окруженьи святых, ибо века конец у ж приблизился.

Sic animae cum carne aderunt, quas iudicat ipse,

И на суд Его души предстанут, вновь плотью своею облекшися,

Cum iacet incultus densis in vepribus orbis.

Ибо мир невозделан лежит, он порос густо тернием.

Reicient simulacra viri, cunctam quoque gazam,

Все мужи побросают кумиры, богатство свое ненаглядное,

Exuret terras ignis pontumque polumque

И огонь, пожирая нещадно и земли и воды, и к полюсу

Inquirens, taetri portas effringet Averni.

Приближаясь, врата уничтожит аидовы мрачные.

Sanctorum sed enim cunctae lux libera carni

Всякой плоти святых свет яснейший в то время откроется,

Tradetur, sontes aeterna flamma cremabit.

А преступников будет сжигать пламя лютое, вечное,

Occultos actus retegens tunc quisque loquetur

Открывая деяния тайные, ибо будут тогда сокровенное

Secreta, atque Deus reserabit pectora luci.

Говорить; так Бог свету откроет изгибы сердечные.

Tunc erit et luctus, stridebunt dentibus omnes.

По земле всей тогда плач и скрежет зубовный послышатся,

Eripitur solis iubar et chorus interit astris.

И померкнет сияние солнца, уменьшится звезд всех мерцание,

Volvetur caelum, lunaris splendor obibit;

Небо в свиток совьется, луна станет мрачно-кровавою,

Y Deiciet colles, valles extollet ab imo.

И опустятся горы высокие, низкие долы поднимутся,

Y Non erit in rebus hominum sublime vel altum.

И в делах человеческих сразу все малым окажется,

Iam aequantur campis montes et caerula ponti

И вершины, и пропасти бездн – все с полями тогда уравняется.

Omnia cessabunt, tellus confracta peribit:

Так погибнет земля, прекратится навеки бег времени,

Sic pariter fontes torrentur fluminaque igni.

Иссушатся огнем и моря, и ключи, и источники.

Sed tuba tum sonitum tristem demittet ab alto

Прозвучит в этот миг трубный звук, столь печально-возвышенный,

Orbe, gemens facinus miserum variosque labores,

Чтоб оплакать злодейства и бедные судьбы, несчастнейших.

Tartareumque chaos monstrabit terra dehiscens.

И земля, в прах рассеяс, явит хаос

ада бездонного.

Et coram hic Domino reges sistentur ad unum.

Все цари, что когда-то царили, предстанут пред Господом.

Reccidet e caelo ignisque et sulphuris amnis.

С неба огненный хлынет поток, дождь сернистый, пылающий» [201] .

В этих латинских стихах, как бы точно они ни передавали греческий текст, там, где в греческом варианте поставлена буква Y, нельзя было сохранить тот смысл, какой выходит, если соединить буквы, стоящие в начале каждого стиха; потому что нельзя было подыскать латинских слов, которые бы начинались с этой буквы и соответствовали смыслу фразы. Таких стихов три: пятый, восемнадцатый и девятнадцатый. Но если, соединяя буквы, стоящие в начале всех стихов, мы этих трех стихов читать не будем, а вместо них будем помнить Y, которая именно в этих местах стоит, то получится пять слов: Иисус Христос Сын Божий, Спаситель; но это – если будем читать по-гречески, а не по-латыни.

201

Oracula Sibyllina 8, 217–243.

Всех стихов двадцать семь: это число составляет полный тройной квадрат. Ибо три, умноженные на три, дают девять, а само девять, взятое трижды, подобно тому, как если бы плоской фигуре мы давали высоту, двадцать семь. Если первые буквы этих греческих слов: Y (что значит: Иисус Христос Сын Божий, Спаситель), соединить вместе, то получится слово рыба. Под именем рыбы таинственно разумеется Христос, потому что в бездне настоящей смертности, как бы в глубине вод, Он мог оставаться живым, т. е. безгрешным. Эта сивилла, Эритрейская ли она, или, как думают некоторые, скорее, Кумейская, во всех своих стихах, из которых мы привели только маленькую частичку, не высказывает ничего такого, что относилось бы к культу ложных или измышленных богов, и что, напротив, не говорило бы против них и их почитателей; так что и сама она, по-видимому, относилась к числу тех, которые принадлежат к граду Божию.

Приводит и Лактанций в своем сочинении некоторые предсказания сивиллы, не указывая, впрочем, какой именно. Но то, что он приводит порознь, я счел лучшим изложить вместе: так как приводимое им во многих местах и в кратких выражениях представляет собою одну пространную речь. «Он предаст себя потом, – говорит она, – в беззаконные руки неверных: оскверненными руками они дадут пощечины Богу и оплюют Его ядовитыми извержениями нечистых уст; Он смиренно обнажит святой хребет для ударов. И терпя пощечины, Он будет молчать, дабы никто не знал, какое Он Слово и откуда пришел, чтобы говорить царству мертвых; и увенчается Он терновым венцом. В пищу дадут ему желчь, а для питья поднесут оцет; такую негостеприимную трапезу определят Ему. Неразумная, ты сама не познала своего Бога, посмеявшегося над умами смертных; но увенчала Его терниями и примешала в питье желчь Завеса же храма раздерется, и среди дня в течение трех часов будет темная ночь. Он умрет смертью, три дня предаваясь сну, и тогда, выйдя из ада на свет, явится первым Началом воскресения для возвращенных». Эти сивиллины свидетельства Лактанций приводил отрывочно в разных местах своего сочинения, по мере того, как того требовал, как ему казалось, порядок его речи; мы же, со своей стороны, не прерывая их никакими вставками, а излагая в виде одной связной речи, позаботились только разделить их на параграфы, если, впрочем, последующие писатели посчитают нужным удержать их. По другим сведениям Эритрейская сивилла жила не во время Ромула, а во время Троянской войны.