О, Мексика! Любовь и приключения в Мехико

Невилл Люси

Пепе, уйдя на пенсию, занимался в основном тем, что записывал в блокноте идеи самых разных изобретений, в особенности летательных аппаратов. Однажды он сам соорудил телескоп от начала до конца, даже линзы для него сам полировал. Когда дети были маленькими, Пепе создал чудо-игрушку, прикрепив к старому мотоциклу огромную металлическую пружину, другой конец которой он врыл в землю на заднем дворе и зацементировал.

Теперь он с религиозным рвением смотрел канал Дискавери, чтобы не прекращать учиться, и новой сферой его интересов стала благодаря мне Австралия.

—

Я видел по каналу Дискавери передачу о том, что в Австралии существует проблема возрастающего засолонения почв. Тебя это беспокоит?

Он был страстным самоучкой, и это было одно из тех качеств, которые меня так привлекали в Рикардо.

Оскар и Анхель, младшие братья Рикардо, играли прогрессив-рок в группе под названием «Витрувианский робот». Родители терпимо относились к их репетициям, от которых в квартире чуть ли не вылетали стекла, но настаивали на прекращении оных на время обеда.

— У вас в Австралии есть колибри? – спросил Анхель, барабанщик в группе и самый младший из трех братьев.

— Нет, здесь чили, не давай это Люси, – предостерегла Чавела Рикардо, когда он передавал мне плошку с красным соусом для fl autas – «флейточек», которые были чем-то вроде мексиканских каннелони: трубочек из жаренных во фритюре тортилий с начинкой из куриного мяса.

— Она любит чили, – с гордостью сообщил им Рикардо.

Пепе поднял брови в знак того, что он впечатлен.

— Не то что гринго, – улыбнулся он.

За обедом я пыталась есть достаточно быстро, чтобы Чавела не испугалась, будто мне не нравится ее стряпня, и в то же время отвечать на настойчивые расспросы Пепе об экономике, географии и экологии Австралии.

Мы редко выходили из их дома раньше позднего вечера, и это при том, что приезжали всегда в обед. Еще одна черта мексиканцев, которую я узнала, живя с Рикардо, – они не любят вас отпускать из гостей. Один обед в гостях мог продолжаться три часа. Количество еды было огромным: суп, рис, тортильи, frijoles, сальса всех видов, жаренные на решетке nopales (кактусовые листья) и множество других с любовью приготовленных блюд.

— Пора бы нам уже собираться домой, – говорил, бывало, Рикардо, когда уже больше невозможно было есть.

— Но я как раз испекла пирог, – возражала Чавела.

Из духовки извлекался кукурузный пирог и подавался кофе.

— Уже поздно, нам пора уходить, – немного погодя делал вторую попытку Рикардо.

— Ну, не уйдете же вы, не поев фруктов.

На стол ставилась миска с фиолетовыми «tunas » («колючими персиками») – плодами мексиканского кактуса.

— Знаешь, гринго такие глупые: такие красивые плоды, а они их не едят, потому что не знают, как удалить колючки. Ха-ха! – злорадно посмеивался Пепе, снимая колючую кожицу с помощью ножа и вилки и сдабривая плоды соком лайма, солью и порошком чили. – Как насчет капельки мескаля? Лучше мескаля в Мексике не найти.

Пепе обычно удавалось уговорить нас остаться и выпить

мескаля, который гнал на заднем дворе его кузен, а Чавела в это время доставала семейные альбомы и рассказывала мне забавные истории из детства своих мальчиков. Рикардо удалялся в комнатушку размерами с чулан, в которой записывала свою музыку группа «Витрувианский робот», и младшие братья давали ему послушать последние песни.

Мексиканцы обожают проводить время вместе, и одиночество для них – дело почти небывалое. Я уже столкнулась с этим в Керетаро, где мне пришлось спать в одной постели с начальницей, но в окружении Рикардо это было выражено еще сильнее.

— Рикардо, пойдем, – шептала я по-английски, когда уже близилась полночь, а ведь мы пришли к его друзьям еще днем на обед с барбекю.

— Нет… будет ужасно невежливо уйти прямо сейчас, давай выпьем еще по пиву, а потом я скажу им, что тебе плохо.

Уход из гостей – всегда оскорбление, и не важно, когда это происходит. Наряду со спорами из-за разницы наших представлений о времени, это стало одним из излюбленных предметов наших перебранок. Но на самом деле наши ссоры редко продолжались дольше двух часов, после чего мы смеялись над тем, насколько они были нелепы.

Иногда я пыталась представить себе, на что была бы похожа моя жизнь, останься я с Октавио. Мы оба были настолько упрямы и вспыльчивы, что наши ссоры были бы гораздо более серьезными.

Через шесть месяцев после того, как мы с Рикардо стали жить вместе, обратный рейс, заказанный мной когда-то с целью покинуть Мексику ровно через год после приезда, состоялся без меня. У меня не было причин уезжать, зато была масса причин, чтобы остаться. Я еще не чувствовала себя свободно говорящей по-испански, и мне еще столько нужно было узнать и понять про Мексику. Продлить визу мне труда не составило благодаря работе в «Пятой авеню».

По крыше Кармен, отделенной от нашей террасы бамбуковой оградой, кругами носилась большеголовая дворняга с коротенькими, как у гусеницы, лапками, зажав в зубах тряпичную куклу. Когда пес видел нас, то бросал куклу и галопом несся к нам, бешено виляя хвостом, и пытался перепрыгнуть через забор. Он был похож на помесь золотистого ретривера с таксой.

— Бедному Камило так одиноко, – объясняла Кармен. Она рассказала нам, как подобрала его возле аэропорта несколько лет назад, но ей приходилось держать его на крыше, потому что иначе он пугал других животных, живших в саду перед домом.

Вскоре мы подружились со своим четвероногим соседом. И, к радости Кармен, Рикардо сумел свести его вниз по лестнице, и мы вывели его на его первую прогулку. Не прошло и недели после того, как мы там поселились, как черепаховая кошка Кармен, которой надоело жить вместе с другими кошками, решила перебраться к нам. А через несколько месяцев за мной от метро до самого дома увязалась еще одна маленькая белая кошечка, ставшая неизменным украшением нашего дивана.

Вот так я, австралийка, теперь и жила в Мехико: с собакой, двумя кошками, садиком на крыше и мексиканским мужчиной.