Шрифт:
Я такъ много писалъ, въ послдніе годы, по женскому вопросу, что мн распространяться о своемъ отношеніи къ чаемому равноправію женщины и мужчины было бы излишне, если бы не естественное и цлесообразное желаніе, свойственное всякому катехизатору: лишній разъ прочитать вслухъ свой символъ вры. По моему глубочайшему убжденію, женское равноправіе – единственное лекарство противъ язвъ содіальнаго строя, разъдающихъ современную цивилизацію одинаково и въ хорошихъ, и въ дурныхъ политическихъ условіяхъ. Нтъ политическихъ строевъ, которые не ветшали бы до необходимости обновиться назрвшимъ соціальнымъ переворотомъ. Культура ширится, прогрессъ раздвигаетъ свои рамки, стирая грани между старыми сословіями, но соціальная лабораторія неутомима, и глубина жизни поднимаетъ все новые и новые пласты человческіе съ заявленіями о законномъ ихъ прав на личную свободу, на гражданское равенство, на долю въ контрол государственныхъ союзовъ. ХIIІ вкъ вошелъ въ жизнь съ двумя политическими сословіями, a кончилъ жизнь – съ тремя. Изъ нихъ третье, новое опередило и опустило ниже себя два первыя, старшія. XIX вкъ далъ въ наслдство XX четыре сословія. Изъ нихъ, опять-таки, новое, четвертое, оказывается наиболе жизнеспособнымъ, могучимъ и грозно наступаетъ на три первыя. У насъ въ Россіи это наступленіе уже обострилось повсемстно въ ярко выраженныя формы разнообразныхъ революціонныхъ вспышекъ. Въ Европ умряемое политикою мирныхъ компромиссовъ,
Слдующею міровою революціей прогрессъ выдвинетъ – революцію пола. За революціями равенства въ государств и обществ – революція равенства въ семь. Эта революція – на очереди, но она не необходима въ смысл острой классовой борьбы, потому что слишкомъ предвидима. Въ злую необходимость борьбы она можетъ вызрть только въ томъ случа, если четвертое сословіе, въ торжеств надъ эпохою, пренебрежетъ пятымъ, не подумавъ объ его нуждахъ, какъ, сто лтъ назадъ, торжествующее третье сословіе не подумало о нуждахъ четвертаго. Пятымъ сословіемъ, ждущимъ равноправія государственнаго, общественнаго и семейнаго, являются женщины. И это пятое сословіе, конечно, – наиболе могучее изъ всхъ четырехъ, потому что оно проникаетъ вс остальныя. Даже оставляя въ сторон убжденія и доводы гуманности, справедливости и прочихъ психическихъ факторовъ и моторовъ прогресса, которые очень хорошо звучатъ, но на большинство изъ нашего брата, мужчинъ, дйствуютъ въ женскомъ вопрос не сильне, чмъ душеспасительное слово на Плюшкина; даже оставаясь на почв сухой логики; даже наблюдая ростъ вка только съ эгоистической точки зрнія историческаго практицизма, – эпоха наша должна, во что бы то ни стало, вызвать и привить къ жизни равноправіе женщины, чтобы гарантировать отъ экономическаго раздора и краха ту самую новую цивилизацію, которую она стремптся создать: чтобы революція труда, посл кратковременнаго торжества, не омрачилась революціей пола. Но все это я весьма часто и подробно развивалъ въ статьяхъ, изъ которыхъ составилось мое «Женское Нестроеніе», a по тому умолкаю, дабы не впасть въ многорчіе повтореній.
Одно лишь замчаніе. Удивительно, чудотворно летятъ впередъ событія! Когда три года назадъ я печаталъ статьи, доказывая безсиліе всхъ современныхъ мръ борьбы съ проституціей, потому что къ исцленію этой глубочайшей соціальной язвы можетъ быть дйствительно лишь одно средство – равенство женщины съ мужчиною въ труд, образованіи, въ семейныхъ, общественныхъ и государственныхъ правахъ, – меня встртили не только ругательства обскурантовъ и стародумовъ, но и недоброжелательная полемика многихъ людей передового образа мыслей. Меня упрекали, что я проповдую любовь къ дальнему въ ущербъ любви къ ближнему и чуть-ли не убждаю общество къ квіэтизму, отклоняя умы отъ симпатій къ полезнымъ палліативамъ во имя коренныхъ реформъ, невозможныхъ и, во всякомъ случа, чрезвычайно отдаленныхъ. Но вотъ прошло всего два года, и этою коренною реформою, будто бы невозможною и, во всякомъ случа, чрезвычайію отдаленвою, кипитъ вся Россія. Ею возбуждены вс русскіе женскіе умы. Вопросъ о государственномъ представительств, выдвинутый для отечества нашего XX вкомъ, внезапно оказался въ такой тсной смежности и взаимозависимости съ подспудно назрвшими требованіями женскаго равноправія, что, даже получивъ счастливое разршеніе, врядъ-ли онъ въ состояніи будеть укрпить свои устои, не цементируя ихъ удовлетвореніемъ гражданскихъ запросовъ до сихъ поръ безправнаго пола. Десять лтъ тому назадъ о половомъ равноправіи сознательно мечтали въ Россіи едва-ли не сотни женскихъ головъ, – сейчасъ ихъ уже десятки тысячъ. Изъ городовъ въ столицу летитъ вопль женскихъ митинговъ и адресовъ. И вопль этотъ – совсмъ не прежній вопль исключительныхъ натуръ женской «эмансиааціи»: кричатъ не «фзминистки», не «синіе чулки», не «семинаристы въ желтой шали и академики въ чепц», – завопила женщина массовая, женщина семьи, потому что – опять повторю одно изъ положеній «Женскаго Нестроенія» – женская равноправность есть экономическая необходимость современной семьи, и безъ трудового равенства супружеской пары, семья осуждена на разрушеніе, ибо становится со дня на день роскошью, обществу все боле и боле недоступною по заработнымъ средствамъ.
Къ глубокому сожалнію, въ то время, какъ русскій женскій ирогрессъ нашелъ такъ быстро и опредленно колею къ массовому дзиженію, въ то время, какъ широко пробудившійся общественный инстинктъ ведетъ русскую женщину къ врной гражданской побд, я вижу, что даже благожелательная къ движенію часть нашей печати продолжаетъ пестрть тми благосклонно оскорбительными «анекдотами о женскомъ ум», читая которые, я всегда омрачаюсь непріятнйшими сомнніями о наличности и зрлости русскаго женскаго вопроса.
Какъ въ щедринскія времена, такъ и сейчасъ благожелательныя перья скрипятъ патетическими восклицаніями: «Разв телеграфистки не доказали? разв учительницы не доказали? разв женщины-врачи не доказали?» По прежнему равенство вымаливается, какъ отличіе, какъ похвальный листъ за благонравіе и успхи. Все еще нтъ сознанія, что оно – не орденъ, вшаемый высшимъ на низшую за интеллигентность и услужливость, но естественное половое право, должное дйствовать одинаково во всхъ слояхъ общества силою самодовлющей справедливости, по законамъ исторической логики, непреложно диктуемымъ экономическими тяготами прогресса.
Среди разсужденій, порожденныхъ и подкрпляемыхъ «анекдотами о женскомъ ум», меня поразило неожиданною наивностью одно – судя по газетнымъ откликамъ, имвшее, кажется, успхъ значительный, хотя и своеобразный. Одна изъ дятельницъ русскаго женскаго вопроса внесла къ чаяніямъ полового равноправія поправку необычайной внезапности, – въ полномъ смысл слова законодательный экспромптъ. Формула поправки такова: «Избирательное право должно имть въ виду въ качеств избирательницы только женщину-матрону, женщину, уже отслужившую роду и закончившую воспитаніе дтей, если таковыми наградила ее судьба». Мотивировка формулы: «Кто же изъ молодыхъ женщинъ – будь она хотя семи пядей во лбу – въ состояніи принять на себя отвтственность за участіе въ веденіи государственнаго корабля въ томъ возраст, когда бьетъ ключемъ личная жизнь, a въ духовной области одно увлеченіе, одинъ порывъ смняется другимъ?» Выводъ: «Если избирательницами могутъ быть вс женщины, достигшія 25-лтняго возраста, то избранницей можетъ быть именно только женщина-матрона, которая уже была матерью, какъ женщина, уже обладающая полною гармоніей всхъ своихъ силъ и богатствомъ опыта жизни». Подписано, – Авчинникова-Архангельская.
У насъ на Руси любятъ «звукъ». Зналъ же я поручика, который хотлъ хать сражаться за Мадагаскаръ, потому что, говоритъ, – Мадагаскаръ – этакое слово молодецкое! «Матроны» г-жи Авчинниковой-Архангельской звучатъ красиво, и многимъ пришлось удивительно, какъ по вкусу, чтобы въ предполагаемомъ смшанномъ парламент россійскомъ засдали матроны. У!.. Римляне!
Къ сожалнію, въ новоявленномъ
Какъ видите, историческая эволюція перенесла этотъ красивый ярлыкъ на элементы столь антисоціальные, что уповать на нихъ никакое народное представительство не можетъ, a женское равноправіе, въ числ своихъ ближайшихъ задачъ, къ тому-то и стремится, чтобы истребить подобные элементы изъ цивилизаціи.
Покончивъ съ «матроною», какъ историко-филологическимъ недоразумніемъ, займемся тмъ образомъ, который ошибочно рисуется подъ этимъ именемъ воображенію г-жи Авчинниковой-Архангельской, какъ политическій идеалъ, и рекомендуется къ исключительному заполненію имъ женской половины въ Россійской Государственвой Дум. Великій русскій философъ Кузьма Прутковъ говоритъ, «что двицы подобны шашкамъ, каждая изъ нихъ норовитъ выйти въ дамки», къ сожалнію своему, я усматриваю не только подтвержденіе, но и ноощреніе этого скептическаго афоризма въ «матрональномъ проект г-жи Авчинниковой-Архангельской, закрывающемъ гражданскую дятельность для двицъ, не успвшихъ выйти въ дамки. «Выходъ въ дамки», то-есть замужество, такимъ образомъ, полагается въ основу гражданскаго ценза, и свобода женщины дебютируетъ тмъ, что женщина должна быть отдана въ опеку мужчины! Столь матримоніальный и матрональный исходъ женскаго равноправія приводитъ въ справедливый восторгъ всхъ любителей, чтобы хорошія слова громко топтались на мст, не переходя въ дло, и, въ то время, какъ прекрасныя мысли звучатъ металломъ звенящимъ, дйствительность увязала бы въ болот впредь до грядущихъ намъ на смну поколній, либо даже, подъ шумокъ, сползала бы потихоньку подъ гору, назадъ! Одинъ изъ покловниковъ «матрональнаго проекта» уже усплъ договориться до афоризма, что, само собою разумется, гражданскія права должны быть открыты только замужней женщин, такъ какъ сама по себ женщина есть пустая форма, a содержаніемъ ее наполняетъ мужчина! Великолпно! Еще одинъ шагъ, и мы – въ Коран Могаммеда: «Женщина есть поле для посва мужчины», – и въ гостяхъ y византійскихъ монаховъ, уврявшихъ, будто женщина подобна кошельку съ золотомъ, покуда она беременна, и не стоитъ больше вытряхнутаго кошелька, какъ скоро не носитъ плода. Мудрено серьезно спорить съ подобными откровенностями! «Равноправія, такъ равноправія, – чортъ возьми!»
Какъ кричитъ на вдову Попову чеховскій «Медвдь». Разъ бракъ и дторожденіе признаются цензомъ для политической дятельности, я тоже предлагаю проектъ: избираемъ въ Государственную Думу можетъ быть только мужчина, доказавшій свои производительныя способности въ количеств браковъ, отъ одного до трехъ, дозволенныхъ по закону. И такъ какъ три доказательне одного, то предпочтеніе должно быть оказано, конечно, тиъ кандидатамъ, кои, уже уморивъ неумреннымъ дторожденіемъ двухъ женъ, патріотически продолжаютъ тотъ же цензовый процессъ съ третьею. Торжеству матронъ да соотвтствуетъ торжество pater familias'онъ, и безправіе двицъ да падетъ и на головы холостяковъ!
Я недоумваю, почему и зачмъ, собственно, понравилось г-ж Авчинниковой-Архангельской воображать себ государственную думу какою-то богадльнею для охочихъ поговорить старухъ, истощенныхъ долгимъ дторожденіемъ? Историческихъ основаній для учрежденія подобной богадльни Россія не иметъ ршительно никакихъ. Смю взять на себя отвтственность, что я занимался исторіей русской женщины и немножко ее знаю. И – прошу извиненія y г-жи Авчинниковой: – думаю, что она съ исторіей этой считается слишкомъ небрежно. Иначе она не упустила бы изъ виду, что исторически засвидтельствованный политическій интересъ къ жизни отечества былъ въ прошлой женской Россіи всегда достояніемъ той именно части женщинъ, которую она отметаетъ отъ роли политическихъ избранницъ, то есть двушекъ и молодыхъ женъ. Такъ было чуть не отъ допотопной Ольги къ Анастасіи, жен Грознаго, отъ царевны Софіи къ княгин Дашковой, отъ Надежды Дуровой къ женамъ декабристовъ, къ тургеневскимъ женщинамъ, къ героинямъ соціалистическихъ романовъ и политическихъ процессовъ. Я ни мало не сомнваюсь, что Россія обладаетъ не однимъ десяткомъ женщинъ въ возраст, желательномъ матрональному проекту, въ 40, въ 50, даже въ 60 лтъ, которыя, разъ откроется имъ доступъ въ государственную думу, должны быть и будутъ избраны par acclamation: настолько ярки, велики и внушительны ихъ заслуги предъ обществомъ по просвщенію и развитію народа, по всей совокупности службъ своихъ его политическому, соціальному, экономическому и этическому прогрессу. Для примра назову хотя бы M. K. Цебрикову, недавно отпраздиовавшую безъ праздника свой, уже 35-лтяій, юбилей дятельности. Но не ясно ли, что именно къ этимъ-то достойнммъ женщинамъ мене всего додходитъ мрка предлагаемаго ценза матронатомъ, о которомъ съ такимъ умилительнымъ краснорчіемъ заговорили теперь въ Россіи langues bien pendues, какъ о нкоемъ спасительномъ компромисс. Неужели, не будь въ жизни Софьи Ковалевскей случайности брака, вы оставили бы ее за стнами гоеударственной думы? Я знаю сотни, если не тысячи, юныхъ русскихъ двушекъ и женщинъ, сгорающихъ политическимъ и общественнымъ интересомъ до полнаго забвенія своей личности. Но – какая рдкость донести этотъ священный огонь до пожилыхъ лтъ, черезъ мучительныя мытарства брака, дторождевія, дтовоспитанія! Русская культурная лтопись крайне рдко отмчаетъ измну женщины передовымъ убжденіямъ, подъ давленіемъ вншнихъ грозъ: подъ тучами, молніями и громами наши политическія женщины всегда высказывали больше стойкости и отваги, чмъ мужчины. Но та же лтопись полна унылыми примрами внутренняго перерожденія женщины подъ вліяніемъ именно тхъ факторовъ, которыми обставляютъ «матроналисты», какъ цензовыми условіями, ея допущеніе къ политической дятельности, – подъ вліяніемъ тяжелаго брака, частаго дторожденія, труднаго дтовоспитанія. И – винить ли этихъ невольныхъ измнницъ и забвенницъ молодого идеала? Виноваты ли Тургеневскія героини, что выродились въ Чеховскихъ обывательницъ?