О, счастливица!
Шрифт:
Приехав в суд, он выяснил, что уже второй день подряд его энергичный служащий не появлялся на работе. Секретарши предложили съездить к Чемпу домой и проверить, там ли он, но судья ответил, что это не обязательно. Он притворился, будто вспомнил, что Чемп упоминал о поездке в Си-дер-Ки, навестить родителей. Позже Артур Баттенкилл-младший в одиночку отправился к себе в кабинет и захлопнул дверь. Он надел черную мантию, развязал шнурки на туфлях и сел подумать, что для него хуже, с точки зрения виновности, если сгоревшее тело принадлежит Чемпу
Оба варианта чреваты проблемами, размышлял судья, но живой Кроум – несомненно, больший геморрой, чем мертвый Чемп. Артур Баттенкилл-младший надеялся, что в газете не ошиблись, что в доме все-таки обнаружили зажаренные кости Кроума, что Чемп Пауэлл где-то залег на дно – как сообразительный экс-полицейский, которым он и был, – в ожидании, пока все не утихнет. Он, наверное, свяжется с судьей через день-другой, и они вместе выдумают правдоподобное алиби. Так все и будет. А пока оставалась еще Кэти, которая (между рыданиями) обвиняла Артура Баттенкилла-младшего в организации хладнокровного убийства ее бывшего любовника. Судья не знал, что делать с этим, но прикидывал, не утолит ли муки жены новая бриллиантовая подвеска.
В обеденный перерыв он вышел и купил ей такую.
По возвращении в мотель Джолейн переоделась в спортивный костюм и отправилась на прогулку. Том Кроум сделал несколько телефонных звонков – на свой голосовой почтовый ящик в «Реджистере», где его страховой агент оставил непонятно срочное сообщение касательно полиса жилищного страхования, и Дику Тёрнквисту, который сообщил, что будущую экс-супругу Кроума, возможно, видели – подумать только! – на горнолыжном курорте Джексон-Хоул, штат Вайоминг.
Кроум уснул за просмотром европейского гольф-чемпионата по спутниковому ТВ. Проснулся он от нехватки воздуха. Джолейн Фортунс сидела на нем верхом, вонзив ему в бока свои сверхъестественно синие ногти.
– Эй! – заявила она – Эй, ты, послушай-ка!
– Слезь…
– Нет, пока не скажешь, – отозвалась она, – что, черт побери, происходит.
– Джолейн, я не могу дышать.
– «Чертовски рискует», ты сказал. Но потом меня осенило: с какой бы это стати федеральному агенту сообщать тебе – газетчику, прости господи! – что он планирует взлом? Какой, к черту, риск! Какая тупость!
– Джолейн!
Она перенесла часть веса на колени, чтобы Кроум мог вздохнуть.
– Спасибо, – сказал он.
– Не за что.
Она наклонилась вперед, пока не оказалась с ним нос к носу:
– Моффит, он умный человек, да. Он не станет болтать перед прессой, пока не выяснит, что никакой статьи не будет. А ее не будет, так? Вот почему ты не доставал свой проклятый блокнот все время, что мы были в дороге!
Кром приготовился защищать ребра от новой атаки.
– Я же сказал, я не записываю каждую мелочь.
– Ты несчастный брехун, Том Кроум! – Она
Коум попытался подняться. Отпуск по болезни? Этот идиот Синклер умудрился загубить совершенно роскошную отставку!
– Почему ты не сказал? – выпытывала Джолейн. – Что с тобой такое?
– Ну хорошо. – Он просунул руки под ее колени и осторожно уронил ее на бок. Она осталась на кровати, вытянулась, опершись на локти.
– Я жду, Том.
Он уставился в потолок.
– Вот что случилось на самом деле. Мой редактор зарубил статью о лотерее, поэтому я подал в отставку. Эта байка про «отпуск по болезни» для меня новость – Синклер, видимо, сочинил ее для шефа.
Джолейн по-прежнему не верила:
– Ты бросил работу из-за меня?
– Не из-за тебя. Из-за того, что мой редактор – никуда не годный, трусливый неумеха.
– В самом деле? Это единственная причина?
– А еще потому, что я обещал тебе помочь.
Джолейн скользнула ближе.
– Послушай, ты не можешь бросить газету. Ты ни в коем случае не можешь, это понятно?
– Все будет хорошо. Не беспокойся.
– Проклятые вы мужчины, поверить не могу! Нашла себе еще одного ненормального.
– Что такого ненормального в том, чтобы сдержать обещание?
– Господи, – пробормотала Джолейн. Он был абсолютно серьезен. Этот парень – старомодный шизик. И сказала: – Не шевелись, хорошо? Я собираюсь сделать кое-что безответственное.
Кроум начал было поворачиваться к ней, но она остановила его, слегка прикрыв ему глаза рукой:
– Ты оглох? Я же сказала не шевелиться.
– Это еще что такое? – удивился он.
– Я должна тебе поцелуй, – ответила она. – С прошлой ночи. А теперь, пожалуйста, не двигайся, или я откушу тебе губы.
Четырнадцать
Тома Кроума застали врасплох.
– Ну, скажи что-нибудь, – сказала Джолейн.
– Ух…
– Что-нибудь новенькое.
– Ты на вкус как «Сертс».
Она поцеловала его снова.
– С мятным вкусом. Кажется, я подсела на эти проклятые штуки.
Кроум перекатился на бок. Он видел, что ее чрезвычайно забавляет его нервозность.
– По этой части я полный неумеха, – сказал он.
– Другими словами, ты предпочел бы опустить болтовню и сразу перейти к траху?
Кроум почувствовал, что его щеки горят.
– Это не то, что…
– Я шучу.
Он быстро сел. Она была бесподобна.
– Том, очень мило с твоей стороны бросить работу. Глупо, но мило. Мне показалось, ты заслужил поцелуй.
– Это было… очень приятно.
– Постарайся держать себя в руках, – сказала Джолейн. – Вот как ты сейчас поступишь. Сядешь в машину и поедешь домой. Обратно на работу. Обратно в свою жизнь. Ты сделал для меня более чем достаточно.