Обезьяна с гранатой
Шрифт:
Алэйне схватила автомат, торопливо перезарядила его и, шагнув к варгу, выстрелила в упор. Пуля разнесла зверю череп, и тот ткнулся мордой в камни.
– Люк!
Подбежавший барон глянул в белые от боли глаза меррийца и решительно повлек его к стоянке. Там, усадив оруженосца на камень, метнулся к лошадям и стал рыться в седельных сумках. Вернулся с продолговатым футляром с зеленым крестом на крышке.
– Помогайте, миледи!
Подчиняясь знаку барона, Люк убрал окровавленную ладонь. Рей склонился и быстрым движением вспорол ножом рукав куртки меррийца. Из рваной раны на плече Люка толчками вытекала кровь. Алэйне заглушила ее, прижав сунутой
– Как это вы? – удивилась девушка.
– Лекарство пришельцев, – пояснил барон, пряча цилиндрик. – Склеивает края раны и одновременно очищает ее. Но надо перевязать. От усилия может открыться.
Перевязкой занялась Флор. Решительно отстранив барона, она забинтовала руку меррийцу, помогла тому надеть куртку, после чего села рядом и пристроила головку на здоровом плече. Люк обнял ее, и Флор, всхлипывая, стала что-то говорить. Мерриец в ответ улыбался, гладя ее по плечику.
Алэйне отвернулась и пошла к лошадям. Барон снимал с их ног путы.
– Следует уходить! – сказал подошедшей девушке. – Мы навалили гору падали, звери учуют и набегут… А Люк ранен. Вы не виноваты! – добавил он, разглядев лицо девушки. – Того, что случилось, невозможно предугадать. Вы нам здорово помогли. Вы храбрая и не боитесь крови. Отец гордился бы вами!
Алэйне зарделась и кинулась помогать. Вскоре, ведя на поводу коней (те пугались и косились на трупы варгов), путники выбрались из расщелины и забрались в седла. Рей на карте отыскал седловину. Они преодолели гряду и вышли на заросшую лесом равнину. Здесь Рей скомандовал привал.
– Заночуем, – сказал наследнице. – Кони устали.
Алэйне помогла Рею поставить палатку, после чего отправилась за хворостом. Этот порыв удивил ее саму. Поразмыслив, Алэйне решила, что на время можно забыть о титуле. Сегодня они сражались как равные, плечом к плечу, ничего не случится, если так будет и дальше. Люк, успевший оправиться, прихватив взведенный бароном арбалет, отправился на охоту. Оружие он держал здоровой рукой. Флор, семенившая следом, тащила сумку для добычи. Алэйне проводила их скептическим взглядом. К ее удивлению, парочка вскоре вернулась. Флор волочила за ноги какую-то здоровенную птицу с короткими крыльями. Люк даже с одной руки стрелял без промаха.
Более всего обрадовался результату охоты барон.
– Здесь или нет хищников, или их мало, – сказал, разглядев добычу. – Иначе птицу давно бы сожрали.
Возле костра закипела работа. Флор принесла воды, затем ощипала добычу. Барон разделал ее, а Люк, насадив куски мяса на вертел, принялся их жарить. Флор занялась супом, пообещав приготовить из потрохов аппетитное варево. Алэйне занятия не было. Достав из сумки книгу, она отошла и уселась в виду костра. Несколько раз она ловила на себе удивленные взгляды барона. Наконец тот не выдержал и подошел.
– Не думал, что возьмете в дорогу книгу, – сказал, присаживаясь. – Что это? Рыцарский роман?
– Стихи.
– Чьи?
– Ансельма Безродного.
Глаза Рея стали большими.
– Не слышали? – удивилась Алэйне. – Империя зачитывается.
– Гм!.. – выдавил Рей. – И есть чем?
– Конечно! – заверила Алэйне. – Хотите, прочту?
Рей кивнул. Алэйне продекламировала:
О,– Славно? – спросила, закрыв книгу.
– Муть! – сказал Рей.
– Вы просто завидуете! – обиделась Алэйне.
– Чему?
– Душе и сердцу Ансельма. Как благородно выражал он свои чувства! Как страдал по умершей возлюбленной! Любая женщина мечтает, чтобы ее так любили!
Алэйне вздохнула.
– Не думаю, чтоб вам понравилась любовь Ансельма, – сказал барон. – Я знал его.
– Откуда? – удивилась Алэйне.
– Учились вместе.
– Расскажите! – встрепенулась Алэйне. – Какой он?
– Обыкновенный, – пожал плечами барон. – Шалопай и вертопрах, сын небогатого дворянина, которого родители по странной прихоти отправили учиться в Киенну. Ансельм этого не хотел, потому и взял такой странный псевдоним. В университете, как я рассказывал, дворяне стеснялись титулов. Словесности нас учил профессор Симплициус. На его лекции приходили с других факультетов – так интересно он говорил. По совету Симплициуса Ансельм стал писать стихи. Профессор хвалил его, но Ансельм не воспринимал это всерьез. Стихи раздаривал приятелям и даже менял их на выпивку.
– Не клевещите! – обиделась Алэйне.
– Чистая правда, миледи! Хотите, расскажу, как появилось это стихотворение? Ансельм ухлестывал за вдовушкой – из числа тех, кто одаряет благосклонностью юношей вроде него. Желаемого Ансельм добился, но ненадолго. Вдовушка предпочла ему другого – более знатного и богатого. Ансельм отправился в таверну – заливать горе вином. Там сидели приятели. Они знали о горе Ансельма и стали подшучивать над незадачливым любовником. В ответ Ансельм заявил: ветреницы для него не существует, она умерла в его сердце. Приятель поймал Ансельма на слове и предложил написать мадригал. Пообещал, если понравится, оплатить обед. Ансельм вызов принял. Достав бумагу и чернильницу, набросал дюжину строк. Вот этих. Прочел их. Все были растроганы. Приятель оплатил обед, Ансельм в благодарность подарил ему стихотворение. Думаю, он не подозревал, что со временем кто-то соберет и издаст эти опусы.
– Вы так умеете все опошлить! – надулась Алэйне.
– Пошлость – это правда, которую неприлично слышать, – возразил Рей. – Прилично промолчать. Не замечать, что герцогством правит развратная тварь, забыть, как девушку изнасиловали похотливые скоты – всего лишь за то, что она посмела одному из них отказать. А вспомнить, как на самом деле родились стихи Ансельма, и вовсе верх неприличия.
– Я не хотела вас обидеть! – поторопилась Алэйне.
– Вы ни при чем, – вздохнул Рей. – Я зол на себя. Было время, когда и я думал как все. Чванился титулом и мундиром, гордился вниманием красивых девушек. Все оказалось прахом: дворянство, чин, красота. Подлинным счастьем была любовь женщины, поруганной и отвергнутой всеобщим мнением, но по-настоящему благородной и чистой. Но даже ее я потерял.