Область личного счастья. Книга 2
Шрифт:
Где-то совсем недалеко вспыхнул голубой луч прожектора, пробежал по кипящей воде и уперся прямо в избушку. Факт был ослеплен, изломан, измят. Он бессильно прижался щекой к закопченной трубе и заплакал. Его спасают люди, которым он не сделал добра. Что же это такое получается? Зачем они это делают? Кто их просит спасать его? За что?
Он вскочил и начал размахивать руками, теперь уже для того, чтобы согреться. К нему возвращалось самообладание.
— Спасают. А? Чего это они? Меня? Нужен еще Факт. Пригодится
Амбиция возвращалась к нему, ведя за ручку неунывающее, сопливое нахальство. Она возвращалась как блудливая сожительница, всем своим видом подчеркивая законность своей измены. И он, убежденный в этой законности, принял ее в свои самодовольные объятия.
В голубом кипении света показалась лодка. Люди, отталкивая шестами льдины, спешили на помощь. Стоя на крыше. Факт охрипшим петушиным голосом бодро сообщил:
— А старичок-то, братцы, повесился. От зависти помер! За печкой так и висит…
В ответ из лодки раздался чей-то басовитый голос:
— Ну, чего там распелся на крыше? Давай вниз! Из-за двух дураков сегодня весь город не спит!.. Волнуется.
А утром на месте, где когда-то стояла старая избушка Обманова, стремительно неслись последние льдины.
Таежная река Весняна величаво шла к недалекому новорожденному морю. Река подошла к самому городу. Сверкающие волны набегали на прибрежную улицу, а город, алея на заре, смотрелся в тихую воду и охорашивался.
ВЕСНА
Когда при первой встрече Женя отметила, что Марина ничуть не изменилась, она, сама того не подозревая, сказала горькую правду. Марина осталась верной себе и своим правилам жизни.
Она не уехала, как сама того хотела, после первых встреч со своим прошлым. Просыпаясь поутру под оглушительный треск горящих дров в печах, она вдыхала свежий смолистый запах бревенчатых стен и чуть слышный горьковатый аромат, какой издает горящая береста. А за окнами лежали голубые по-весеннему подушки снега, медленно теплевшего от задумчивой ласки позднего рассвета.
Все это было так прочно связано с прошлым, что Марина начала успокаиваться. Да и само прошлое не угрожало ей ничем. Оно оказалось до обидного равнодушным, словно она и не жила и не страдала. Ее воспоминания были трезвы и безвкусны, как дистиллированная вода.
По утрам она бродила по городу, много времени проводила в цехах комбината, расспрашивала своих новых знакомых о их жизни и работе, записывала все, что ей говорили. У всех создавалось впечатление, что эта строгая девушка с тонким лицом и внимательными глазами делает большое, немного таинственное и очень необходимое для комбината
Марина бродила по улицам таежного города и думала о будущем. Дома смотрели на нее блестящими стеклами окон. По утрам изо всех труб дружно поднимались кудрявенькие пряди дыма. На улицах подтаивал снег и со звоном падали с крыши сверкающие капли.
У нее завелись знакомые, с которыми можно было поговорить о погоде, о книгах, о делах. Они были приветливы, но если не видались в течение двух дней, то при встрече обязательно удивлялись: «А вы все еще не уехали?»
Старик вахтер в конторе сказал ей:
— Вы командировочная, а я житель.
Словом, она поняла, что тоскует по дому. Это с ней бывало и раньше во время командировок.
Но тогда она не думала о прошлом и не боялась будущего. А сейчас, невозможно было не сознаться в этом, она боялась.
Ее будущее было туманно, она боялась его больше, чем недавно боялась прошлого.
Она ничего не ответила Берзину, и он не беспокоил ее. Он привык ждать. И это молчаливое выжидание наводило на мысль, что он уверен, что все в конце концов будет так, как он захочет.
Марина, любившая ясность всегда и во всем, сейчас предпочитала оставаться в неведении. Она доказывала сама себе, что живет здесь только для работы, и в самом деле работала много и хорошо.
Она помогла Рогову написать брошюру, которую он не считал особенно полезной, потому что это было делом прошлым. С ее помощью он начал писать о модернизации бумажных машин. Это было не только его будущее, но, что самое главное, будущее всего комбината, и Рогов работал с азартом увлеченного своим делом человека.
Почти ежедневно по вечерам Рогов приходил к Марине или она шла в техникум, и они сразу же принимались за работу. Он читал написанное за день. В пустой аудитории гулко раздавался его негромкий голос. Потом Марина начинала исправлять рукопись; Рогов почти всегда соглашался с ее правкой. Ей казалось, что каждая ее поправка доставляет ему удовольствие. Но уж если он начинал спорить, то всегда оказывался прав. Заставив Марину признать это, он спешил дальше. По-видимому, его мало интересовали уже признанные победы. Он спешил дальше, к новым победам.
Марина думала, что Рогов похож на путника, который шагает по дороге, нетерпеливо заглядывая вперед жадными глазами. Он не замечает окружающего, его мало интересуют места, по которым он идет. Ему нет до них никакого дела. Вперед, только вперед! Настоящее — это трамплин для прыжка в будущее. И чем меньше мы тут задержимся, тем лучше.
Но когда Марина спросила Рогова, так ли это, он задумался, чуть прищурив свои светлые, внимательные глаза. Он всегда, прежде чем ответить, на секунду задумывался, будто прислушивался к чему-то.