Область личного счастья. Книга 2
Шрифт:
Положив трубку, Иванищев с каким-то угрожающим торжеством спросил:
— Понятно?
Виталий Осипович, глядя в окно, освещенное розовым отблеском костров, злобно ответил словами хитрого бригадира:
— С опозданием думают товарищи из главка.
Ему вдруг припомнилось, с каким напряжением всех сил удалось выкопать этот котлован. Партком взял этот объект под особый контроль, комсомольцы устраивали субботники, самых сильных рабочих поставили на рытье котлована. Все шли на скованную морозом землю как в атаку. Работали день и ночь, невзирая на снег и дождь.
И вот теперь эта работа, которой
Гаврила Гаврилович подошел к окну. Зарево костров окрасило его черную бороду в цвет старой бронзы. Он, как и все на строительстве, носил простые кирзовые сапоги и стеганку, но из-под рукавов стеганки всегда выглядывали манжеты чистой сорочки нежных тонов, и его галстук был подобран под эти тона.
Он сказал спокойно, даже с некоторым оттенком иронии:
— Ну что же, им сверху видно все.
Закурив, Виталий Осипович переломил спичку и, бросая ее в пепельницу, раздраженно сказал:
— В Цека бы написать надо!..
Не оборачиваясь, Иванищев спокойно спросил:
— О чем? О том, что нас обязывают форсировать вторую очередь фабрики? О том, что нам дали повышенное задание? Об этом напишете?
Виталий Осипович ходил по кабинету от окна до двери и молча курил, а Гаврила Гаврилович продолжал:
— Напишем мы с вами о путанице в сроках, которую создает главк, — легче не станет. Приедет комиссия, да нам же еще и всыплют.
Корнев тоже остановился у окна. Отсюда, сверху, из кабинета начальника днем хорошо была видна вся строительная площадка комбината. Сейчас она тонула в сером мраке, и только редкие точки фонарей создавали характерные очертания того или иного сооружения. Постороннему не легко было бы разобраться в этой путанице огней, но Виталий Осипович читал их как музыкант ноты. Далеко по берегу вдоль реки протянулась цепочка огней — там выравнивают линию берега, забивают шпунт, прокладывают подкрановые пути. Тускло светятся огромные окна варочного цеха, изредка озаряемые зеленой вспышкой электросварки. Высоко над строительной площадкой сверкают яркие фонари, освещающие верх кирпичной трубы и мелкие фигуры каменщиков на ней. Вся труба не видна в темноте, освещена только та часть, где работают каменщики, и они как бы парят в высоте, выкладывая кирпичи прямо на невидимых черных облаках.
Иванищев, стоя за спиной Виталия Осиповича, негромко говорил:
— Ну, конечно, это ненадолго. Должны же понять, наконец, что руководить за тридевять земель нельзя. Главк должен быть приближен к производству. Как совнархозы при Ленине. А пока надо работать. Несмотря ни на что, надо работать.
Внизу, у кроваво-красной от света костров стены бумажной фабрики маленькие черные фигурки людей выбираются из черных щелей котлована. Виталию Осиповичу хорошо видно, как они идут неторопливой походкой, усаживаются у костров и закуривают. Наверное, говорят о неудобствах своей работы, об экскаваторах, которые больше стоят, чем работают, о разных недостатках и еще о многом другом, что кажется им несправедливым и чего, по их мнению, не видит начальство, или видит, но в силу присущего ему бюрократизма не хочет исправить.
Вот, наверное, точно так же, как он сейчас из высокого окна конторы, смотрят
Виталий Осипович бросил окурок в пепельницу. От этих мыслей ничуть не улучшилось настроение. Даже наоборот. Он вдруг ощутил одиночество, которого вообще никогда не знал.
— Ну, я пошел, — сказал он.
Иванищев уже сидел за своим столом и что-то быстро записывал в блокноте. Не переставая писать, он сказал:
— Действуйте.
Виталий Осипович вышел в приемную. Там стоял Вараксин.
Виталий Осипович посмотрел на него, как на незнакомого, неизвестно для чего зашедшего человека, и приказал Лине немедленно вызвать начальников всех цехов. Снова посмотрел на Вараксина и, открыв дверь в свой кабинет, пригласил:
— Давай заходи.
Не сняв полушубка, он сел на свое место. На столе лежали бумаги на подпись и письмо. Сразу узнав крупный, ученический почерк Жени, он положил руку на конверт, помедлил немного, потом решительно выдвинул ящик стола и бросил туда письмо.
— Ну что? — спросил он, требовательно глядя на бригадира.
— Ну что! — повторил тот угрожающе. — Котлован мы завтра закончим. Ребята постараются. А мы вот чего придумали. — Он сел против Виталия Осиповича. — Вы нам копер дайте, которым сваи заколачивают. Мы мерзлоту знаешь как раздолбаем, копром-то.
Виталий Осипович с минуту что-то соображал, смотрел на бригадира. Копер! А ведь это здорово. Раньше бы сообразить.
— Кто придумал? — спросил он.
— Стара придумка.
— Да что ж ты раньше-то!
— Разве все упомнишь.
— Надо все помнить…
Вараксин поднялся:
— Так вы разрешите?
— Ну вот что, — решительно сказал Виталий Осипович. — Котлован этот оставить придется. Новый рыть надо. Да срочно!
Бригадир вдруг нахмурился. Хитрые глаза его потухли.
— Вам виднее, — отчужденно сказал он, разглядывая свою шапку. И вдруг отчаянным голосом завопил: — По рукам вы нас ударили, товарищ Корнев!
Виталий Осипович сурово оборвал бригадира:
— Ну, ладно. Заплакал. Нам доверие оказывают: этот цех на вторую очередь намечался, а нам его в первую поставили. Значит, надо сделать. Жилы порвать, а сделать! Садись. Да сядь же. Сейчас будем совет держать…
Часть вторая
НА УЗКОЙ ТАЕЖНОЙ ТРОПЕ
Избушка, где жил Виталий Осипович, была поставлена между деревней Край-бора и строительной площадкой комбината. Ее срубили прямо в тайге, потом разобрали, связали в плот и пригнали на строительство. Руководил этим делом Петр Трофимович Обманов, а выгрузили из реки и поставили на место крайборские плотники.